Сердце в подарок - Берта Эллвуд Страница 16

— То же самое и я говорил этой отвратительной диктаторше, которую нанял Пьетро! — горячо откликнулся Никколо. — Ее представления давным-давно устарели. Не сомневайтесь, я пытался ей возразить. Но, по ее словам, она выполняет только приказы Пьетро.

— Полагаю, он старается сделать все возможное для вашего же блага, — утешила старика Оливия, не желая, чтобы тот волновался. — Попробую поговорить с Пьетро. Я бы впала в депрессию, если бы меня затворили в темной комнате! Убеждена, вам не повредили бы и короткие прогулки на свежем воздухе, так и скажу ему.

И скажет ведь! Пусть она и покладистая, но умеет добиться своего, когда принимает что-либо близко к сердцу. Правда, уговорить Пьетро — нелегкая задача.

— Кстати, о прогулках. — Оливия кивнула на открытые стеклянные двери. — Не выйти ли нам на воздух?

— Действительно, почему бы и нет?

Его счастливая улыбка и радостный возглас, когда ему удалось снять коляску с тормоза, подтвердили, что она поступает правильно. Оливия выкатила деда с внуком в дальний конец большой террасы, где их накрыла рассеянная тень шатра из виноградных лоз, уселась на каменную балюстраду рядом с ними, чтобы следить за сыном, который выражал свой восторг от перемены обстановки, вовсю болтая руками и ногами. Словно лежащий на спинке маленький толстенький жук, с нежностью подумала Оливия.

— Красивый у вас дом, — уважительно сказала она, — а прекраснее вашего парка я вообще ничего в жизни не видела. Знаете что? Если устроить на этих ступеньках временный пандус для вашей коляски, мы сможем втроем прогуливаться по парку в утренние часы, до наступления жары.

— Да благословит вас Бог! — с придыханием сказал Никколо, и его темные глаза вдруг подозрительно сверкнули. — Оливия, дорогая, клянусь, вы лучше любого тонизирующего средства! Прекрасная мысль о пандусе на ступеньках. Уверяю вас, что мигом встану на ноги и отправлюсь на рыбалку с этим парнишкой, как только он научится ходить! Что же касается дома, то теперь он и ваш.

Он говорит так, словно уверен, что мы останемся здесь навсегда, подумала Оливия. Как сообщить ему, что это не так, что я увезу его внука обратно в Англию? Сказать это я, конечно, обязана. Но позже, когда буду уверена, что ему стало лучше.

Тедди начал вертеться, и Оливия с радостью взяла его из рук Никколо и прижала к своему плечу, похлопывая по спинке и покачивая. Ребенка пора было кормить, но Пьетро велел ей оставаться с отцом до возвращения сиделки, так что она не могла оставить Никколо одного. С большим облегчением Оливия увидела Марину, появившуюся в раздвижных дверях. Вот кто сможет приглядеть за дедом!

— Вы прекрасно смотритесь втроем! Я рада, синьор, что вам позволено наслаждаться свежим воздухом. Маленькому пора кушать — я заберу его.

Не без боли Оливия передала ей свое дитя. Вот ведь знает, что с Мариной ему хорошо, а душа протестует. Неужели она теперь всегда будет во власти собственнического инстинкта, не желая разлучаться с ним даже на секунду?

— Марина позаботится о малыше, — мягко подбодрил женщину Никколо, словно понял ее состояние. — В наш дом она пришла совсем юной и с тех пор не покидала нас. Нянчила Пьетро почти с самого рождения и Франко тоже. Можно сказать, была для них и матерью, и отцом, потому что я, увы, не уделял им достаточно внимания. Работа отнимала у меня все время. Пьетро уехал в интернат, а Франко, наверное, рассказывал вам, что с его матерью я расстался, когда он был совсем маленьким. Конечно, было ошибкой позволить ей увезти его на свою родину, в вашу страну. Естественно, он регулярно навещал меня, пока рос, но это совсем не то, что жить в отчем доме. Я не должен был отдавать его на попечение матери, мог и потом все переиграть. В конце концов, сын есть сын. Вот что важно.

Придает ли он такое же значение внуку? — подумала Оливия с упавшим сердцем. Не воспротивится ли вся семья Мазини, как только я объявлю о своем намерении вернуться с сыном в Англию? Не затаскают ли они меня по бесконечным судам, как пригрозил Пьетро?

— Но хватит об этом. — Никколо с улыбкой посмотрел на нее, потом сурово сжал губы. — Хочу извиниться за поведение моих домашних за вчерашним обедом. Они, в целом, люди добрые, но, если им в голову втемяшится какая-нибудь дурная мысль, они с трудом отказываются от нее. Когда я узнал о вашем существовании, о том, что вы родили сына Франко, у меня не возникло подобных предубеждений. Я хотел познакомиться с вами независимо от ваших мотивов рождения ребенка вне брака. Одного взгляда на вас и короткой беседы достаточно для любого здравомыслящего человека, чтобы понять: вы вовсе не распутная интриганка, почуявшая, где можно поживиться. Дайте им время, и они образумятся. Образумятся, а иначе им придется иметь дело со мной. Пусть и прикованный на время к инвалидной коляске, я все еще глава семьи!

— О, пожалуйста! — Оливия пришла в ужас. — Я не хочу стать причиной семейных раздоров. То, о чем вы упомянули, не имеет значения, поверьте, — слабо возразила она.

— Еще как имеет! — резко бросил Никколо. Потом он продолжил более мягким тоном: — Вам нечего стыдиться. Франко, видимо, очень любил вас, и вы бы поженились, как только он получил бы развод. Именно так он поступил бы, я знаю... знал своего сына. — Голос подвел его, и у Оливии сердце защемило от сочувствия и одновременно восхищения силой характера старого синьора. — Я знаю, он не испытывал горячих чувств к своей жене, да и София не была влюблена в него. Это было известно практически всем. Их брак оказался неудачным с самого начала. Но что можно сделать в таком случае? Или сказать? Нельзя прожить жизнь детей за них самих. Остается только дать им возможность совершать ошибки и надеяться на то, что они будут учиться на них.

Оливия судорожно сглотнула слюну. Это ужасно, подобно Марине, Никколо считал ее связь с Франко основанной на большой любви. Они и представить себе не могут, что Франко лгал ей на каждом шагу, обманывал самым жестоким образом. К сожалению, она не может развеять их иллюзии, а это означает, что ее пребывание здесь основано на лжи.

Оливия с облегчением вздохнула при виде сиделки, которая подошла к ним и немедленно укатила своего подопечного, осыпая его градом упреков на итальянском языке. Эта сцена огорчила Оливию — получалось, что она втравила Никколо в большие неприятности. Я должна была хорошенько подумать, винила она себя, кусая губы, прежде, чем брать дело в свои руки в обычной для меня опрометчивой манере.

Находясь в крайнем смятении и считая, что не сможет спокойно смотреть, как Марина кормит и пеленает маленького Тедди, Оливия спустилась по ступенькам с террасы между двумя рядами вазонов, в которых росли благоухающие розы. В чистом голубом небе все жарче светило солнце, парк был погружен в тишину, если не считать звука ее шагов по узким, покрытым гравием дорожкам между симметричными клумбами. Она была здесь одна, и это обстоятельство помогло ей хоть немного успокоиться. Пьетро испарился, бедный Никколо водворен в свою темную комнату, а остальные, вероятно, уже готовятся к ланчу — пьют коктейли или что там делают богачи, чтобы убить время. Как бы там ни было, она не пойдет к ним, нет сил снова корчиться под их холодными презрительными взглядами. И есть о чем подумать в одиночестве. Добравшись до причудливого каменного фонтана, от которого лучами расходились узкие дорожки, Оливия подставила руку под падающую струю холодной воды, глубоко вдохнула и медленно выдохнула набранный в легкие воздух. И подпрыгнула от неожиданности, когда на ее плечо легла загорелая рука и холодный голос Пьетро произнес: