Выйти замуж за лорда - Джудит О'Брайен Страница 16

У нее перехватило дыхание от сознания, что Джозеф Смит, оказывается, удивительно красивый мужчина. Не в обычном смысле этого слова, разумеется. Не то чтобы он был элегантен, вылощен, как красавец Филип. В мистере Смите было обаяние силы, которое делало его красивым, похожим на дикого зверя. Не его одежда бросалась прежде всего в глаза и не его прическа. В Филипе она всегда невольно отмечала его ухоженность, безукоризненность его одежды. В мистере Смите ей нравилась естественность, врожденное изящество, которое не создает ни хорошая стрижка, ни отличный крой одежды.

Она судорожно сглотнула, глядя в его глаза. Они были карие и искрились при дневном свете. Его лицо, крепкий квадратный подбородок, высокие скулы, которые становились еще выше, когда он улыбался, небольшой шрам на одной из них, откинутая со лба упрямая прядь…

– Вы умница, мисс Ллойд. Будет что рассказать Филипу.

Для Констанс это было как ушат холодной воды. Вздрогнув, она окончательно вышла из мира мечтательных созерцаний.

– Нет, пожалуйста, прошу вас, не говорите ему ни слова об этом!

– Почему, черт возьми?

– Потому что… Понимаете… – Почему она не хотела, чтобы об этом узнал Филип? Наконец она поняла и сказала еле слышно: – Я вела себя не как леди. Я менее всего хочу привлекать сейчас внимание к себе. Прошу вас.

Улыбка медленно сходила с лица Джозефа.

– Как повела бы себя леди в данном случае, мне трудно судить, но, по-моему, лучше остаться в живых, чем соблюдать правила светского этикета.

Прежде чем ответить ей, он пристально посмотрел на жаркий румянец, заливший ее лицо, и понял, что она сгорает от стыда. Он ни в коем случае не хотел своими вопросами усугубить ее смущение, но мысль о том, что она стыдится своей смелости и находчивости, немало огорчила его. Он ответил ей без улыбки:

– Как вам будет угодно.

Какое-то время они стояли в полном молчании. Наконец она спросила:

– Что мы будем теперь делать, мистер Смит? Далеко ли отсюда до города?

Глядя на него вблизи, Констанс вдруг заметила, что у него веснушки. Их можно было разглядеть, только если стоять совсем близко к нему и внимательно вглядываться. Но это, бесспорно, были веснушки. Это открытие почему-то умилило ее.

«Совсем как мальчишка!»

– Боюсь, я этого не могу вам сказать, мисс Ллойд. Я никогда не ездил, по этой дороге.

– Вам нужно промыть и перевязать рану, – сказала она тихо.

Джозеф, вздохнув, вдруг прямо, посмотрел в глаза Констанс.

«Какие у нее удивительные глаза!» – подумал он и не нашел в них ни коварства, ни притворства.

Он поймал себя на том, что верит ей. До сих пор, насколько он помнил, у него не было доверия к женщинам.

Констанс сделала шаг назад и наступила на подол собственной юбки. Он быстро, не колеблясь, уберег ее от падения, придержав за талию.

Кашлянув от волнения, он тут же опустил руки. Как только он перестал чувствовать тепло ее тела, ему вдруг снова захотелось дотронуться до нее.

Нет! Она невеста Гастингса. Джозеф доверял Констанс, но не доверял самому себе. Когда он заговорил, голос его звучал несколько натянуто:

– Возможно, нам надо подождать здесь. Наверняка появится следующая карета.

– Разбойники могут вернуться сюда. Как только они поймут, что их одурачили, они вернутся и не простят нам.

– Думаю, вы правы, мисс Ллойд. – Голос его уже окреп, а когда он отошел на несколько шагов, то почувствовал себя совсем уверенно. – Подлинный дух поединка, видимо, незнаком таким людям.

Джозеф посмотрел на разбитый сундук и разбросанные вещи Констанс.

– Мне очень жаль, что вы потеряли сундук и бюро, мисс Ллойд, – промолвил он, глядя на щепки от сундука и втоптанные в грязь платья и нижние юбки.

Она тоже смотрела на это печальное зрелище, очередные обрывки и осколки ее жизни, лежащие в дорожной грязи, – новые, дареные, и старые, свои, дорогие сердцу.

Джозеф остановился над кучей белья, разорванными книгами и испорченными башмаками. Нагнувшись, он осторожно поднял забрызганную грязью голубую юбку, а затем снова опустил ее на траву.

– Мне очень жаль, поверьте.

Но потеря одежды мало беспокоила Констанс. Она сокрушалась лишь об одной потере – о бюро. Как она берегла его, как чистила и полировала воском, хранила каждый листок писчей бумаги, драгоценный для нее потому, что его касались руки матери. В одно мгновение, после стольких лет бережного хранения и заботы, все превратилось в осколки и обрывки. Все было уничтожено.

Она пыталась успокоить себя, тихо повторяя:

– Мне все равно.

– Простите, вы что-то сказали? – Джозеф сделал шаг к ней, но тут же остановился.

– Я сказала себе, что мне все равно. – Но эти слова не убеждали даже ее саму. – Я должна говорить себе так.

– Почему?

– Потому что, если я скажу вам, как мне жаль, это все равно не поможет. О, я не об одежде, нет! Хотя признаюсь, она была красивой. Я о том, что человек не должен вкладывать столько чувств в вещи. Это ошибка, ибо вещи ломаются, бьются, наконец, кто-то отнимает их у вас.

– Сердце тоже вещь, не так ли вы думаете? – вдруг задумчиво спросил Джозеф, следя за выражением ее лица.

– Да, конечно. Наверное, это так. Но бюро моей матери… – Она смотрела на щепки, смотрела, но видела лишь образ матери, единственную память о ней, которая должна была исчезнуть вместе с обломками дерева.

– Вы навсегда сохраните память о матери, – медленно промолвил он. – Она не в этих обломках досок, она в вас, она частица вашего существования.

Морщинка прорезала переносицу Констанс. Она посмотрела на Джозефа так, будто впервые видела его. А он продолжал успокаивать ее:

– У каждого в прошлом были тяжелые испытания. И это – еще одно из них. – Он указал на разбитый сундук. – Но я уверен, что вас ждет прекрасное будущее, разве не так?

– Да, – неуверенно ответила она, – конечно, но…

– Что?

– Ничего.

– Отлично. Мы должны покинуть это место как можно скорее. У нас нет выбора, мисс Ллойд. Как вы сами сказали, они могут вернуться. Ваши ботинки годятся для быстрой ходьбы?

– Думаю, да.

– Хорошо. Тогда мы пойдем в ближайший город.

– А оружие? – напомнила ему она, указывая на брошенные цепи, ножи и другие предметы.

– Да, конечно. Мы не можем унести все с собой. Возможно, нам лучше зарыть его на тот случай, если бандиты вернутся.

Он ждал ее согласия, а когда она кивнула, они вдвоем наспех прикрыли оружие кучей палых листьев.