Девять снов Шахразады - Шахразада Страница 16

Ридвейн взглянул поверх белокурой головки Оньи, улыбнувшись и как бы извиняясь за минутную слабость и благодаря за вмешательство. К тому же он и вправду был голоден, да и во рту пересохло.

– Надеюсь, что кружка хорошего эля для меня тоже найдется, – громко рассмеялся друид.

Девушка по-прежнему держалась с ним рядом, но он, теперь уже сдержанно, с братской нежностью, обнял ее за талию и повел в дом, где пылал в очаге огонь, такой чудесный и жаркий в этот прохладный весенний вечер.

Три женщины и мужчина уселись за стоявший на возвышении стол хозяина дома, который отправился в поход с королем защищать владения от врагов. Когда Ридвейн сел между сестрой и названой матерью, Онье стало очень больно – она поняла, что он сделал это умышленно, стараясь держаться подальше.

Онья почувствовала, что должна снова замкнуться в своей обычной раковине молчания. Тогда ей, возможно, позволят остаться и упиваться видом возлюбленного, наслаждаться его близостью, смотреть на него и слушать его голос. Заговорить – значило рисковать. А вдруг ее отошлют из комнаты, как ребенка, так же как ее братьев и ребятишек Ллис, которые уже пошли спать? Раздумывая об этом, она отчетливо поняла, что ее раковина – это ее броня. Уйдя в нее, она станет почти невидимой для окружающих, занятых важными вопросами. Усевшись на свое место, девушка приготовилась к долгому спокойному ожиданию.

Терпение? Спокойствие? Напоминание о подобных чувствах было просто насмешкой, и губы ее дрогнули в легкой улыбке. Чувства эти были частичками, составлявшими ее раковину, полезной привычкой, благодаря которой она слышала и узнавала массу интересных вещей. И все-таки Онья боялась, что недостаток терпения погубит ее. По правде говоря, ее удивляло, что, несмотря на свои магические умения, ни один из этих троих ни разу не догадался, что за ее внешним спокойствием скрывается неистовый дух, жаждущий разорвать оковы, вырваться из стесняющей его раковины.

«Интересно, – подумала Онья, – случается ли такое с матерью, с Ллис или Ридвейном? Подвергается ли подобному испытанию их безмятежное спокойствие, столь необходимое для друидов?»

Почти очистив тарелку с ароматным рагу и смоченным в его соусе хлебом и как следует отхлебнув из громадной глиняной кружки с элем, Ридвейн приготовился слушать сестру.

– Недели две тому назад в Оукли пришел путешественник. Путь его лежал через Уэссекс и Мерсию, и вот наконец он подошел к воротам нашего замка. За пищу и кров, предоставленный ему на ночь, он передал нам вот это послание.

Ллис бережно достала сложенный вчетверо квадратик пергамента и подтолкнула его к брату. Ридвейн отодвинул в сторону деревянное блюдо с мясом. Только после этого он осторожно придвинул к себе драгоценный пергамент. Ветхая бумага хрустнула, разворачиваясь. Несколько кусочков свечного сала упали на голые доски стола. Поначалу он этого не заметил, с головой углубившись в чтение.

Ридвейн едва смог разобрать послание: «Здоров, но в камне».

Буквы были неровные, размытые, черные, выведенные, по всей видимости, грубо обточенным угольком из костра. Загадочное и неподписанное, в главном письмо все же не оставляло сомнений.

– Сложи кусочки свечного сала, – воскликнула Ллис, задыхаясь от нетерпения.

Она не сомневалась в происхождении письма с той минуты, как коснулась его, но жаждала убедиться, что брат, как и она, уверен, что это не жестокая мистификация. Ридвейн послушно сложил три самых больших куска, отломанных от свечки, – теперь сомнений не оставалось. Посредине была выдавлена стилизованная в виде вензеля буква, похожая на те, какие используются для украшения рукописей, скопированных писцами в монастырях.

Никто из сидевших за столом не мог усомниться, что знак оставлен перстнем с печаткой, металлические переплетения которого составляли первую букву имени Адама, мужа Ллис и Брины. Перстень был не простой – его подарил Адаму король Эсгферт в благодарность за то, что тот спас жизнь одному из его приближенных. Всегда осмотрительный, Адам пользовался им, когда нужно был подтвердить какой-нибудь документ или подписать письмо.

– Боюсь, что если бы оно оказалось в руках врагов, жизнь Адама была бы…

Ллис содрогнулась, представив, как мужа бросают в морскую пучину или в бездонные топи болот, – и то и другое, хотя и тайно, практиковалось у тех, кто желал навсегда избавиться от врага.

Чувствуя, что расстроил ее своим замечанием, Ридвейн пожалел, что вовремя не смолчал. Желая отвлечь сестру от невеселых размышлений, он спросил:

– Откуда пришло послание?

– Тот, кто передал письмо, сказал, что получил его в Уэссексе от странника, направлявшегося на полудень, – тотчас же откликнулась Ллис. – Он сказал также, что тот, первый, не мог ему в точности объяснить, где или от кого получил письмо.

То, что невозможно было точно установить, откуда дошло к ним послание Адама, не удивило слушателей. Если только господин не посылал своего доверенного гонца, большинство письменных сообщений проходило через множество рук, прежде чем достигало адресата.

Наконец с ужином было покончено. Трое друидов шептались за столом на помосте, и Онья тихонько встала. Выскользнув из дома незамеченной, девушка быстро сбежала по деревянным ступенькам и, обогнув центральную башню замка, оказалась в дубовой роще. Почти двадцать лет назад в честь своей молодой жены отец посадил деревья рядом с теми старыми, могучими, которые давно уже росли здесь.

Приближаясь к священному дубу, Онья тихонько и почтительно напевала стихи молитв, испрашивая разрешения воспользоваться его прикрытием. Перед восходом луны мрак объял все вокруг. Но Онья только этого и ждала. Подобрав бледно-желтые юбки, заткнула их за пояс, сплетенный из тростника, так что подол теперь едва доходил ей до бедер, и принялась карабкаться по стволу. Жесткая, шершавая кора царапала ладони, и девушка опасалась, что полотняные юбки, хотя и заткнутые за пояс, порвутся и надо будет как-то объясняться с матерью. И все-таки она ни о чем не жалела.

Девушка едва успела умоститься в развилке между толстым суком и стволом, когда те трое вошли в дубовую рощу. Ридвейн положил обрывок пергамента на плоский камень под дубом. Затем он, Ллис и Брина встали, образовав треугольник, и взяли друг друга за руки. Закрыв глаза, немного постояли молча. Потом, вытянув вперед руки и касаясь друг друга только кончиками пальцев, друиды затянули печальную и прекрасную песнь. Дикая, необузданная мелодия то стихала, то вновь набирала силу. Голоса их взлетали все выше, друиды двигались все быстрее.

Скрытая ветвями, девушка трепетала, зачарованная гармонией заклинания, в котором она, по давним и смутным преданиям, узнала вечную триаду умиротворенной мощи. Да, хотя ритмичные строфы звучали теперь с другой целью, это, несомненно, был всесильный обряд, способный обратить в бегство бесчисленную армию врагов.

Когда последние звуки волшебного заклинания утихли, каждый из певцов по очереди коснулся камня, на котором все еще покоился обрывок послания. К удивлению девушки, сам камень засиял злым зеленым светом, став прозрачным, как воды морского залива. Устремив взгляды в это сияние, друиды один за другим заговорили о том, что открывалось им в прозрачной глубине.