Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона - Валерия Карих Страница 16

Резиденция Соломона в Иерусалиме была огромна. Тысячи комнат, служебных помещений, лестниц, в зависимости от своего местоположения, теснились или, напротив, вольготно простирались на каменистой земле Израиля.

Соломон, могущественный наследник прославленного и не менее могущественного царя Давида, понимал, что у настоящего владыки должен быть настоящий Дом – Дворец. И он не жалел средств на возведение храма светской власти наряду с созданием Храма – религиозного оплота.

В Израиле не было в должной мере искусных мастеров – зодчих, умеющих подобающим образом отразить величие владыки в декоре стен и сводчатых потолков, во внутреннем убранстве роскошных помещений дворца. Те же строители, что трудились в Храме, участвовали в отделке резиденции Соломона. Те же мастера, что изготавливали священную утварь, работали и над бытовым оформлением дворца. Все должно было быть красиво и ново. Хирам-Авий, известный искусник, тезка самого правителя Финикии – Хирама, а также еще шесть прославленных мастеров трудились в Иерусалиме на благо Соломона и во имя расцвета мирного Израиля. Соломон исключил в работе зодчих батальные сцены, сцены какого бы то ни было кровопролития – никакого намека не хотел он видеть на стенах своего дома на войны и вооруженные столкновения. Только мир и мудрая политика, верил Соломон, могут укрепить единое государство Израиль.

Покровительствовал Соломон и искусству: огромный штат музыкантов-левитов поселился в Иерусалиме. При этом каждый из музыкантов был освобожден от каких-либо повинностей, если усердно и честно служил своему вдохновению и мастерству.

Трубному пению шофара – рога барана или антилопы, собирающего воинов на жестокую битву, – Соломон предпочитал другие звуки и мелодии. Многострунные арфы и киноры сопровождали пение левитов. Цимбалы, колокольчики, трещотки и флейты услаждали слух придворных служителей царя и украшали одежду и интерьер комнат. Теперь музыка перестала быть только лишь сопровождением, пусть и необычайно важным, обрядов и ритуалов в храмах и святилищах. Она стала важной частью светской жизни царя.

Часто, прежде чем перейти в иное русло, разговоры Соломона и Офира касались именно музыки. Царь и его собеседник обсуждали те или иные произведения, представленные придворными сочинителями вниманию Соломона.

– Как ты находишь, Офир, сегодняшнюю мелодию? Сладкозвучная арфа так прелестна в объятьях молодого музыканта. Словно пылкий любовник обвивает нетерпеливыми горячими руками стройный стан давно желанной возлюбленной, так трепетала и изгибалась невель в гибких руках левита.

– Ты прав, царь, сегодняшняя музыка способна услаждать минуты свидания, лелеять мечты о взаимном удовольствии и счастье обладания. Но это не свадебный гимн, благословляющий двух людей, созревших, как гранатовое дерево созревает, чтобы явить свету пышные сочные плоды – на познание особого таинства – таинства зачатия детей.

– Я согласен с тобой, Офир. Но ведь мир не может состоять только из белого и черного, холодного и горячего, мокрого и сухого. Полутона и тени свойственны природе. Иной напиток хорош, когда он теплый и отдает губам и нёбу весь свой вкус. Влажное покрывало сохраняет свежесть пряной травы и фруктов, а мокрое – умерщвляет плоды. Так и в музыке. Резкий трубный звук годится для магических ритуалов и военных походов, золотые колокольчики на священных одеждах провожают жрецов в храм. Легкие мелодии молодого арфиста вдыхают жизнь в чувствительное сердце и зовут обонять и любить жизнь, как хрупкую розу, – нежную, благоухающую, на тонкой красоте которой уже с рождения и расцвета лежит печать вечного сна – смерти.

– Твои слова, Соломон, – слова мудрого мужа. Ты прав. Жизнь и смерть одесную шествуют по земле. И случается так, что, прожив тихую или даже никчемную, на первый взгляд, жизнь, человек или существо обретают новую жизнь, закончив земной путь.

– О чем говоришь ты, Офир?

– Существует старинное предание о рогатом звере, который при жизни имел один голос, а после смерти обрел семь голосов. Рогатый зверь – обыкновенная корова. Два рога ее могут быть трубами, кости передних ног – флейтами, шкура – барабаном, толстая кишка – струнами для столь почитаемых тобой, Соломон, арф, а тонкие кишки – струнами цитры.

– Я понимаю тебя, Офир. Так мой отец Давид готовил меня к великой участи принадлежать не себе, но всему народу и великой цели служить объединенному Израилю. Отец окропил многие земли потом и кровью своих соплеменников и уроженцев чуждых израильтянам народов. А теперь я продолжаю его дело, скрепляя своих граждан верой в единого бога Яхве.

– Это так, Соломон. Но будь честен с собой. Не развращают ли твой разум благозвучные арфы, призывающие любить разных – не только по красоте и нраву – женщин. В твоем гареме множество идолопоклонниц. Ты строишь для них языческие убежища, где они приносят жертвы своим кровожадным богам, устраивают уродливые ритуалы в честь безобразных истуканов. А порой ты и сам участвуешь в языческих процессиях. Какую же музыку нужно создать, государь, чтобы вежды твои были отверсты и чтобы предотвратить дальнейшие бедствия, которые открываются моему разуму, способному заглянуть в будущее?

– Я прощаю тебе твои слова, Офир, потому что знаю, что чистые помыслы живут в твоем исстрадавшемся сердце. Однако я могу возразить тебе. Не только желание угодить моим возлюбленным: моавитянкам, мидианитянкам, левиткам, дочерям Сирии и Египта – ведет меня по жизни. Обращаясь к древним религиям, я познаю мир и душу человеческую, постигаю законы мышления и поведения приверженцев другой веры. А к тому же иногда мне кажется, что простому пастуху или землепашцу, который многие годы проводит в труде и борьбе за выживание, трудно представить великого неосязаемого бога. То ли дело телец или бык, который так привычен сознанию простого человека, имея конкретный облик, понятен ему и даже родственен?