Пожар страсти - Белва Плейн Страница 16

Однако Францина возразила:

– Пусть Гиацинта остается здесь. Думаю, она устала.

– Да, немного, – согласилась Гиа, подумав про себя, что она не устала, а ее раздирают противоречия.

Она ставила торт в холодильник, когда Францина спросила:

– Ты здорова, Гиацинта?

– Конечно.

Как всегда, когда Францина была настроена решительно, на переносице у нее появились две вертикальные морщины.

«Нет, только не сейчас. Лучше написать им».

– Вы с Джеральдом ладите?

Что ж. Такова прерогатива матери – задавать подобные вопросы.

– У нас бывают мелкие недоразумения.

Францина внимательно посмотрела на дочь.

– Ну да, мелкие недоразумения. Я удивилась бы, если бы их не было.

Гиа лежала в постели, когда вернулся Джеральд.

– Что означали все эти разговоры за столом? – Она села.

– Я все обдумал и понял, что был не прав. Мне стыдно, и я хочу извиниться.

– В самом деле? И что заставило тебя так неожиданно изменить мнение?

– Ничего неожиданного в том нет. Неожиданной была моя вчерашняя реакция. У меня был трудный день, как ты слышала. Я устал. Впрочем, это не может служить извинением. Сейчас, поразмыслив обо всем, я понимаю, что не должен был так реагировать. И поэтому приношу извинения.

Кажется, он в самом деле мучился. Как все запуталось! Глаза Гиацинты наполнились слезами, и она досадливо вытерла их.

– Я заставил тебя страдать, – сказал Джеральд.

– Да. – Когда он сделал к ней шаг, Гиацинта остановила его. – Нет, погоди. Ты в самом деле хочешь ребенка? Потому что, если ты не хочешь, я сохраню его все равно. Без тебя.

– Мне стыдно, – повторил Джеральд. – Гиа, пожалуйста, пойми. Прошу тебя. Я запаниковал. Я думал о времени, о деньгах и бог весть о чем еще. А сейчас – да, я хочу ребенка. Возвращаясь из отеля, я думал, как мы будем его выхаживать. В этой комнате есть место для колыбели. Ему… ей будет не больше года, когда мы уедем отсюда, а тогда у нас появится много места. Коляска поместится в зале. Будет немного темновато, но это не столь важно. Ах, Гиацинта, прости и забудь! Умоляю тебя об этом и знаю, что ты сможешь.

«Время лечит, – подумала Гиацинта. – Кровоточащая рана превращается в бледный шрам и делается едва заметной».

Мальчик родился без всяких осложнений на рассвете ясного июньского дня. После благотворного сна Гиацинта проснулась в полдень; ярко светило солнце, и площадки для гольфа в парке через дорогу были полны людей. В одежде весенних тонов они напоминали точки на зеленом фоне, словно на каком-нибудь пейзаже Брейгеля. Неподалеку от окна цвела, благоухая, лилово-белая сирень. А в люльке в зале спал крепенький черноволосый малыш.

– Красивый парень, – сказала няня, внося его в комнату Гиа. – Уже сейчас похож на отца.

– Джеральд Младший, – заметил отец. – Мы можем звать его Джерри, чтобы избежать путаницы.

Имя выбрала не Гиацинта, но разве это так важно? Гораздо важнее то, что Джеральд был в восторге от сына. Он буквально сиял от счастья.

– Ты только посмотри на него! Посмотри на эти длинные ноги! На плечи! А какая красивая форма головы! Уже сейчас просматривается костная структура.

Когда Гиацинта кормила ребенка, Джеральд наблюдал за процессом и качал головой, словно не веря своим глазам.

– Мать и дитя. Какая картина! Самое распространенное зрелище, а всегда смотрится как чудо. Что ж, надеюсь, жизнь у него будет счастливая. Твои родители, похоже, потрясены?

– О да! Францина очень хотела мальчика после всех дочерей моих братьев.

– Думаю, что могу порадовать тебя одной новостью, Гиа. Грамп знает, что мы планируем вернуться на восток, поэтому дал мне рекомендацию, которая мне очень поможет. Речь идет о чрезвычайно преуспевающем человеке, стажировавшемся здесь десять или двенадцать лет назад. У него совершенно несусветное имя. Ты только послушай: Джей Арнольд Риттер-Слоун. Но главное, это, по словам Грампа, замечательный парень, с отличным характером. Очень деловой, высококлассный хирург. Правда, расточительный, но это уже его дело. Короче говоря, умнейший парень. Грамп собирался оставить его при себе, но тот внезапно решил уехать. Сейчас он практикует на востоке, дела у него идут хорошо, и ему нужен помощник и коллега. Но обязательно высокой квалификации. И Грамп считает, что я подойду. – Джеральд помолчал и добавил: – Хотя Грамп не слишком щедр на комплименты.

Гиацинте вспомнился тот день, когда она решила подвезти Джеральда, одиноко стоящего под проливным дождем. «Молодые матери часто бывают слишком эмоциональны», – подумала она, улыбнувшись счастливой улыбкой.

Быстро пролетали месяцы, принося перемены и новости. Джерри смеялся, перекатывался на спинку, садился, ползал, ковылял, спотыкаясь, на ножках. Мальчик, крепкий, живой и милый, рос и расцветал. Когда в его глазах загорались озорные искорки, он очень походил на отца. Часто, наблюдая за ним, Гиацинта пыталась осмыслить, что появление сына принесло его родителям. Кроме мелких недоразумений и нескольких критических часов в прошлом, ее жизнь с Джеральдом протекала в полной гармонии. И эту гармонию внес крохотный карапуз.

Джеральд порой вел себя комично. Он покупал мальчику всевозможные игрушки начиная с тех пор, когда тому исполнилось шесть месяцев. Джеральд приобрел даже голубой трехколесный велосипед, хотя Джерри удастся сесть на него не раньше чем через два года. Он купил сыну ковбойскую шляпу и джинсы. На день рождения Гиа он сделал сюрприз, подарив ей фотографию Джерри в красивой старинной рамке. А в первый день рождения сына пригласил всех докторов, чьи дети начали ходить, на торт и мороженое в парке.

– Я хочу, чтобы у него было все, чего не было у меня, – пояснил Джеральд.

Квартира была заполнена до отказа. Все красивые подарки, начиная от связанных бабушкой ковриков до орнаментов Францины, предусмотрительно убрали. В такой тесноте трудно пошевелить рукой или ногой.

Гиацинта успевала кое-что запечатлеть на холсте, пока Джерри спал после обеда или во время его вечернего сна. Она не чувствовала себя усталой, напротив, испытывала душевный подъем. Гиацинта сделала этюды тополей, стоявших посреди равнины, а также рисунки пером дома, чтобы Джерри мог составить представление о своих первых апартаментах.

Она продала несколько своих картин. Лучшей была копия фотографии, подаренной друзьями из музея и изображающей корабль Эрнеста Шеклтона, севший на мель в Антарктиде.

Это Джеральд побудил Гиацинту отнести картину в галерею, чтобы она, уже не работая, сохранила дружеские связи с коллективом.

– Кто-нибудь непременно купит картину, – сказал он. – Ты очень выразительно изобразила и темный корабль, который накренился и вот-вот опрокинется, и белые барашки волн. Честное слово, Гиа, здорово сделано!