Эта властная сила - Джудит Френч Страница 16

Кейти назвала его скупым. Пожалуй, в ее словах была истина. Но если бы он не был таким, то уже давным-давно сделался бы банкротом и лишился Килронана. Кроме того, не в его правилах было оправдываться перед женщинами. Кэтлин привыкла жить в роскоши, и она даже представить себе не может, что значит для скотовода оплатить номер в отеле.

Шейн не захватил с собой фонарь. Он знал каждую пядь земли, как свои ладони. Когда он зашел в конюшню, лошади приветственно захрапели. Шейн пробормотал что-то успокаивающее и, распахнув чердачную дверь, забрался на сеновал, устроив ружье на коленях.

Он медленно отпил из кружки теплого кофе, стараясь не вспоминать мягкое тело Кейти. Ему все еще чудился привкус вереска в ее духах. Девочки Толстушки Розы просто утопали в ароматах. Пожалуй, можно, не погрешив против истины, сказать, что заведение Розы легко учуять за милю. Кейти пахла совсем по-другому: чистотой и свежестью, точно раннее весеннее утро.

– Так чего ж она сюда приехала? – спросил он сам себя вслух. – Почему сейчас, почему не раньше?

Может, всему виной внебрачный ребенок? Может, ей просто стыдно, что у нее есть ребенок, но нет мужа? Или он все же до сих пор ей небезразличен?

Он-то готов был заботиться о ней до конца своих дней. Его чувства к Кейти не остыли за все эти годы. Просто он построил прочную плотину из ледяного безразличия, чтобы унять боль в сердце. Но растопить этот лед не составит большого труда, и тогда бушующий поток страсти сметет все на своем пути.

– Кейти, малышка, я все еще могу любить тебя, – прошептал он, – я приму тебя и чужого ребенка, как своего, если смогу верить тебе.

– Эй, пусти! Ты меня задушишь! – Джастис пинался и плевался, но Кэтлин крепко держала его за шиворот и мыла водой его лицо до тех пор, пока оно не засияло чистотой.

– Ты должен мыть руки и лицо, прежде чем садиться за стол, – настаивала она, – я уж не говорю о том, что нужно чистить зубы и причесывать волосы.

– Тистить зубы! – вторила ей эхом Дерри, заливаясь веселым смехом.

Кэтлин взглянула на часы, что висели у нее на шее.

Времени было четверть восьмого. Она встала в пятом часу и все утро воевала с грязью на кухне, отчищая содой все, до чего могла дотянуться. Затем она готовила хлеб и чай. И в довершение зажарила полную сковороду утиных яиц.

Кэтлин закатала отороченные мехом рукава темно-коричневого халата выше локтей и повязала вокруг талии фартук, чтобы защитить тонкую ткань от грязи. Она заплела волосы и скрутила косу в тугое кольцо, закрепив костяной заколкой, некогда белоснежной, но теперь потемневшей до цвета слоновой кости. Шейн посмеялся над ее нарядом, хотя это было самое простое платье из всего ее гардероба. Ее смущал тот факт, что вся ее одежда безнадежно устарела, ведь последний раз она заказывала халат лет пять назад.

Кэтлин отпустила шею Джастиса, и он хмуро опустился на скамью подальше от своей мучительницы. Кейти застелила стол льняной скатертью, выставив голубой фаянс своей бабушки и положив столовое серебро. Она так и не смогла найти свои кухонные ножи. Либо Шейн оставил их в одном из чемоданов, либо кто-то украл их еще на пароходе.

Кейти вернулась к печи и выложила на поднос горячий хлеб. Она не отыскала на кухне ни джема, ни масла, поэтому выставила жестянку с сиропом. Быстро нарезав хлеб, Кэтлин разложила омлет по тарелкам.

– Не желаешь чашечку чая к завтраку, Джастис? – мило спросила она.

Он вонзил вилку в омлет и ничего не ответил.

– Молоська! – попросила Дерри, всем показывая ямочки на щеках. Кэтлин одела ее в легкое шерстяное платье красноватого цвета и коричневые шерстяные штанишки. Она заплела ее черные волосы в аккуратные косички, перехваченные красными бантами в тон платью. – Хосю молоська! – Она поморщилась и почесала пальчиками кончик носа. – Молоська!

– Нету молока! – отрезала Мэри. Она сидела в кресле-качалке, скрестив руки на груди. Лицо ее неодобрительно сморщилось. Незажженная трубка ходила из одного угла рта в другой. – Джастис любить кофе. Чай нет. Чай для больной мальчик.

– Это очень хороший чай, Мэри. Я привезла его с собой из самой Ирландии.

– Макенна не любить чай. Пить кофе. И никто нелюбить яйца, мешанные, как пудинг.

– Делли любит сяй, – воскликнула девочка, – сяй холосо! – Она сжала губки и убедительно кивнула.

– Только маленькую чашечку, прелесть моя, – сказала ей Кэтлин, поцеловав в макушку. Она поставила перед ней чашку с чаем, щедро сдобренным молоком. Она видела, как дома Морин давала ей чай с молоком, чтобы притупить голод. Здесь, в Америке, где продуктов в изобилии, чай перестанет быть для девчушки пищей и просто станет чаем.

– Не нравится мне эта еда, – сказал Джастис и бросил вилку в тарелку с омлетом, – и хлеб какой-то странный на вкус.

– Подожди, пока мы прочтем молитву, Джастис, – спокойно сказала ему Кэтлин. – Разве Шейн... разве отец не учил тебя, что, прежде чем приступить к трапезе, нужно воздать хвалу Всевышнему?

– Я и сам не особо следую этой традиции, – сказал Шейн.

Кэтлин обернулась и увидела его в дверном проеме. Сердце ее забилось учащенно.

– Шейн, я как раз собиралась позвать тебя к завтраку.

– Кофе? – спросила Мэри.

– С удовольствием, – отозвался он и подошел к раковине плеснуть налицо воды.

– Я заварила чай, – сказала Кэтлин, – я думала, тебе...

– Кофе. – Мэри передала Шейну жестяную чашку с горячим напитком. – Кофе – хорошо, чай – дрянь.

– Сяй не длянь, – сказала Дерри, – сяй холосо.

Кэтлин села на краешек лавки.

– Приступим, если ты готов, Шейн. Мэри, ты не присоединишься к нам?

Индианка покачала головой:

– Не есть пудинг из яйца. Жарить яйца. Пить кофе.

– А Гейбриел с нами не позавтракает? – спросила Кэтлин. Ей очень хотелось, чтобы их первое утро вместе было особенным. Она даже собиралась набрать полевых цветов, чтобы поставить букет на стол.

Шейн сел за стол, и Кэтлин прошептала простую благодарственную молитву. Дерри набросилась на еду. Джастис играл с куском хлеба. А Шейн потягивал кофе.

– Видел кого-нибудь ночью? – спросила она. – Ты собираешься сообщить, что в тебя стреляли, местному констеблю?

– Ответ «нет» – на оба вопроса.

Он взял ломоть ее хлеба и щедро полил его сиропом. Она подождала, пока Шейн разжует и проглотит первый кусок.

– Я что, переложила соли в тесто? – взволнованно спросила она.

– Нет, хлеб хорош, – ответил он, – очень хорош. Навевает много воспоминаний.

Она улыбнулась благодарно:

– Спасибо.

– Ты все это притащила с собой? – Он указал на сервиз и скатерть.

– Да, я привезла это из дома.