Смена - Светлана Павлова Страница 16

–Елена Санна, помогите мне, пожалуйста. Ребята задирают Ваню, а девочки – Юлю. Я не знаю, что делать. Посоветуйте что-то… Вы же человек опытный…

Елена Санна, не переставая прихорашиваться, слушала мой сбивчивый доклад, потом, не отрывая взгляда от зеркала, нашла в нем мое отражение, посмотрела оценивающе. Затем три раза поплевала в синие тени, намазюкала веки, подковырнула спичкой помаду, покатала горошинку губами и, оглядев свой шедевр макияжного искусства, развернулась ко мне. В морщинках вокруг глаз комками лежали излишки мерцающей пыльцы. Рот был накрашен жирно, как у клоуна.

–Вот честно, Вик, срала я на вашего Ваню.

Потом, видимо, вспомнив о предмете издевок, оглушительно засмеялась, заклокотав складками второго подбородка.

Именно тогда во мне что-то щелкнуло. Елена Санна с эмоциональным интеллектом табуретки будто все наконец проявила. Как прыщи после пачки чипсов, повылазили все изъяны и мерзости «Чайки». Выплевывавший бодрые речовки радиоприемник и ежедневное поднятие грязноватого лагерного флага, истрепавшегося до образа и подобия тряпки. До жути синхронное движение строевых колонн и вандально оторванный клюв гипсовой птицы. Кубышка, на автопилоте задорно задающая по двадцать раз в день одни и те же вопросы: «Почему такие кислые? Карасева, чего притихла? Все о танцульках думаешь? А ну давайте: “Шире шаг, шире шаг”». И отвечающий ей нестройный хор голосов, то и дело спотыкающихся о лишние слоги. Мы выходим рано-рано. Шире шаг, шире шаг. Барабанят барабаны.

«Ирина Тимофеевна, простите, а вы не могли бы?..»– «Не могу сейчас, Ларцева, завтра давай».

* * *

Когда стало ясно, что ждать помощи неоткуда и прятаться не за кем, я решила действовать в одиночку. Действовать, если честно, не особо хотелось, потому что было страшно. Перед лицом естественного детского садизма, главного горючего «Чайки», я, взрослая, казалась себе куда беспомощнее, чем его прямые жертвы. И все-таки.

Начать я решила с маленькой публичной пощечины, хотя руки, если честно, давно просили настоящей. Не дожидаясь развязки очередной готовящейся гадости (передвинули стул, чтобы Юля села мимо), я схватила Марину за плечо, прилюдно отчитала и велела написать объяснительную, пригрозив лишить ее моря до конца смены.

Таких полномочий у меня не было, о чем она, конечно же, знала, поэтому смотрела на меня дерзко и говорила подслушанными в телевизоре фразами. «Вы не имеете права, вы нарушаете закон, я напишу жалобу омбудсмену», и так далее, и так далее. Тогда я ответила, что на днях оставила в их комнате телефон с включенным диктофоном и в случае отказа писать объяснительную передам запись Кубышке. Это был блеф, попавший удивительным образом в самую точку. По тому, как Марина заметно напряглась и с видом большого одолжения взяла листок и ручку, я поняла, что в их комнате ночами ведутся небезынтересные беседы. «На имя директора пиши»,– сказала я, прекрасно понимая, что никакой директор никогда в жизни это не прочтет. Марина склонилась над столом низко-низко, почти легла – как часто делали мои самые ленивые ученики. Ручка приятно поскрипывала, и мне жутко хотелось узнать, что же там, в рождающемся на глазах сочинении. Почему-то не терпелось увидеть выбранные ею слова, почерк, ход мысли.

Марина закончила и перечитала его совсем по-взрослому, спустив на нос солнечные очки и держа лист как бы на отлете. Наверное, копировала маму. Наконец швырнула на стол вызывающе, а оно в пику задумке упало мягко и послушно, это было приятно.

Ленивым, размашистым почерком:

Объяснительная на имя директора

Я, Колесникова Марина, будучи гражданкой России, настоятельно извиняюсь за плохое поведение в сторону гражданки Юлии Петровой. Обещаю больше не издеваться, в том числе не оставлять на ее кровати распечатанные средства мужской защиты от запретной женской беременности и испачканные (акварельной краской) средства женской защиты от менструации.

Сразу после – подпись. Хорошенькая, облакообразная, будто другого человека. Я перечитала заглавие еще раз и спросила:

–Ты объяснительную хоть раз в жизни писала?

–Неа.

–И в школе ни разу?

–Неа.

–То есть в школе ты себя нормально ведешь?

–Не, у меня мама просто главная в родительском комитете.

Ах вот оно что.

–Распечатанные средства мужской защиты от запретной женской беременности – это презервативы?

–Ага.

–Откуда взяли?

–В «Продуктошке» купили.

«Продуктошка» был ближайшим к лагерю поселочным ларьком. Его продавцов мы, конечно, то и дело слезно молили не продавать детской аудитории взрослой ассортимент. Но те на выручку идти отказывались, руководствуясь, очевидно, соображениями сохранения выручки финансовой.

–Кто купил?

–Ну, Бадлон купил.

–И что же, по назначению используете?

Марина ухмыльнулась и произнесла отчетливо:

–А это, Виолетта Валерьна, к делу. Отношения. Не имеет.

Бадлон был парнем попроще – мягко говоря, звезд с неба не хватал. Ему я пообещала впредь не штрафовать дежурствами за курение на территории. В тот момент на лице Бадлона появился некоторый намек на мыслительный процесс, кажется, впервые увиденный мной. Потом он спросил: «А вы точно не кекаете?» Спустя минуту зависимость садистская проиграла никотиновой, и он сказал: «Лан, изи». И мы, прости господи, ударили по рукам.

* * *

Инсайт дня: заговорить с подростком сложнее, чем с парнем на вечеринке.

–Слушай, я знаю, что у тебя не особо ладится с девчонками.

–И чего? Вы мне хотите рассказать, что делать, чтобы заладилось?

–Да нет.

–А чего тогда?

–Я думаю, у вас не может заладиться. Ты просто другая. Не такая, как они.

–Бред!

–Ну смотри. Вот о чем вы разговариваете обычно?

–Ну там про шмотки, про прыщи, про парней.

Родная 403-я прямо.

–И что, тебе это интересно?

–Неа.

–А зачем тогда?

–Ну а больше ведь не с кем.

–Неправда. Вот у нас есть кружок вечерний вместо дискотеки.

–Там одни лохушки.

–Ну спасибо. А я что, тоже лохушка?

–Ну, вы не считаетесь. Вы ж уже взрослая.

–Я же тебе говорила уже. Я тоже была, как ты говоришь, лохушкой.

–Угу.

–Честное слово! Я дружила с главной отличницей параллели. Она была капитаном волейбольной команды, с большой грудью, и встречалась со всеми красавчиками школы. Еще у нее была старшая сестра, которая учила ее курить, пить, ругаться матом и рассказывала всякие там истории, как она с кем…– я осеклась.