За стеклом - Наталья Нестерова Страница 16

Генка постоянно кривляется, слова в простоте не скажет. А Лена утверждала, что это защитная реакция, что он замаскированно страдает.

— Ты страдаешь? — прямо спросил Володя.

— Отчего? — удивился Гена. — Слушай, мы можем договориться, чтобы обрезание нам не делали. Тебе хотелось бы стать обрезанным? Мне не улыбается, привык по-христиански.

— Болтун! — отмахнулся Володя.

Значит, Лена посмела приписать мужу собственные грехи? Подлость за подлостью! Надо же быть таким идиотом! Двадцать лет хранить верность! И кому? Да у них на завод из пяти институтов студентки на практику приходят.

А когда в НИИ работал? Там восемьдесят процентов — женщины. Осел рогатый! Неизвестный науке зверь — лысый осел рогатый!

Нет, напрасно он тогда ее не побил. Ничего, на Иванове отыграется, на ее Пупсике.

«Если Ленка проговорится о моих намеках, — думал Гена, — прощай наша дружба».

Сколько раз убеждался: как только бабы вмешиваются в мужские отношения — все, пиши пропало. Надо их в клетках держать. Нет, лучше в гареме.

— Володь, как насчет мечети? — спросил он.

— Мечи, — кивнул Володя, решив, что речь идет о покере.

В шахматы они тоже играли, но больше в карты на мытье посуды.

На следующий день Володя получил список, выполненный Зоей Михайловной с бюрократической аккуратностью. Лист разбит на графы. В первой стоял порядковый номер (всего семнадцать), во второй — фамилия, имя, отчество, затем следовал год рождения, адрес и телефон, образование и место работы, в последней графе указывалось изобретение и отмечалось, выдано авторское свидетельство или нет.

Признано было только открытие некоего Иванова Сидора Ивановича из деревни Притулки Саратовской области. Он предложил смешивать свиные фекалии с двадцатью шестью другими ингредиентами, чтобы получить удобрение, заменяющее коровий навоз. Этого агронома Володя исключил как иногороднего. По той же причине еще пятерых. Потом вычеркнул всех, кому перевалило за семьдесят, и гениального шестнадцатилетнего подростка с пятью изобретениями. Володе не пришло в голову, какая издевка таилась в том, что Зоя Михайловна включила в список стариков и детей. Он кипел ненавистью, и накачанные мышцы звали в бой.

В списке оставалось пять соискателей его ненависти. В тот роковой вечер Иванова выкрикивала имя мужа, но Володя запомнил только «Пупсик». Один из пятерых, Пупсик, скоро превратится в навоз без добавления посторонних ингредиентов.

Володя бросился в Кузьминки, по первому адресу в списке.

Дверь ему открыла старушка в платочке.

— Ивановы здесь живут? — спросил Володя.

— Здеся, — испуганно кивнула старушка.

— Где он?

— Дак кто?

— Иванов! — рявкнул Володя и напряг мышцы рук.

— Картошку копает. Тут недалеко, у окружной дороги участок захватили. Я им говорила — арестуют. У нас в колхозе за такое…

— Фотографию давайте!

— Сашкину?

— Нет, его жены. Быстро!

Володя рванулся в квартиру вслед за бабулей. Она дрожащими руками перелистывала семейный альбом.

— Вот она, Любонька, на коммунистическом субботнике.

Миловидная худенькая женщина никак не походила на ту Иванову.

— Это не она, — пробормотал Володя.

— Истинно она, только помоложе. Хотите, паспорт покажу?

— Не надо паспорта.

«Как, однако, просто нашим грабителям», — подумал он.

— Бабуля, зачем вы дверь открываете незнакомым и в дом пускаете? — попенял Володя.

— Да ты орешь, милый. Раз орешь — значит, милиция или власть. Что с Сашкой-то?

— Все в порядке, картошку копает. Никто у него участок не отберет, не волнуйтесь. Всю Москву опахали — у всех не отберешь. Властям это только выгодно — народ ковыряется на зараженных почвах, а они дачи гектарные в экологически чистых местах строят.

— Не понимаю я этого. Сам-то зачем пришел?

— Думал, ваш Сашка с моей женой блудит, — неожиданно признался Володя.

С каждой невольной исповедью ему становилось все проще признаваться в позоре. Так дело пойдет — начнет письма в газеты писать о своей горькой судьбине.

— Ой, ошибся, милый! — сказала бабуля. — Сашка в свободное время крестьянские машины мастерит. Как тебя зовут? Володя. А меня Зинаида Тихоновна. Слышь, чайник свистит? Не попьешь со мной чайку, с вареньем малиновым? Уважь, посиди со мной. Я тут одичала в городе. Один телевизор с утра до вечера, а в нем сплошь срамота.

— С Окружной ягодки?

— Зачем? Из деревни присланные. Мы им сахар на поезде с проводниками отправляем, а они нам варенье.

— Дорого проводники берут?

— Ягодами и берут.

— Найду этого Иванова, — говорил Володя, потягивая жидкий чай, — хоть одну руку, но сломаю. Тренируюсь ежедневно. Правда, мужики говорят, минимум два месяца надо, чтобы мышцы накачать и, следовательно, кинетическую энергию увеличить. А если кастет в перчатку спрятать? Сила удара равна…

Володя опомнился: говорит сам с собой, Зинаида Тихоновна его решительно не понимает.

— И пусть Иванов, — подвел итог Володя, — хоть убьет меня, хоть по носу…

— За что жена разлюбила-то тебя? — сокрушалась старушка. — Мужчина ты видный, интересный. Может, недостаток в тебе какой есть? Или скрываешь? Вот у нас Ермолай Матвеевич был. Все его жене завидовали.

Каждую копейку в дом, хозяйство исключительное, на хлебном месте трудился счетоводом, не пил, слова грязного не говорил. А жена взяла да и повесилась! На чердаке, на крюке, где окорока вялят. Довел мироед! Песню слышал? Двадцать раз на день по телевизору поют: спроси себя, спроси себя… Вот ты и спроси себя!

— Спрашивал, думал, — разоткровенничался Володя. — Ничего в голову не идет, только лысина.

— Чего? — переспросила Зинаида Тихоновна.

— Лысею я. Десяток средств перепробовал — ничего не помогает. Наверное, надо уколы витаминов под кожу в голову делать.

— Страсть какая, — махнула рукой Зинаида Тихоновна. — Я тебе вот что расскажу. Перед войной еще было. Завелся у наших котов деревенских лишай. Ну мы, детишки, его, ясное дело, тоже подхватили. Всех кошек родители потопили, а нас так лечили. Намажут голову клеем столярным, сверху тряпицей обмотают, потом опять клей и опять тряпочкой, пока шапочка не получится, вроде тех, что на плавающих в бассейне.

Ходили в этой шапочке несколько дней. Чешется — страсть. Подойдешь к стенке и головой бьешься, так свербит. Потом отдирают эти тряпицы, прямо с волосиками. Что не выдралось — выщипывают. Крик стоял по всей деревне.

— Из арсенала фельдшера Кикнадзе, — усмехнулся Володя.