Содержанки - Татьяна Веденская Страница 16

– Может, хочет чаевых?

– А в морду он не хочет получить? – злился Свинтус.

Я только отмахивалась от него и игнорировала дальнейшие претензии. Но я могла себе это позволить. Я была своевольная, нервная, истеричная молодая любовница с большими запросами. Марина же – другое дело. Она, как горная вершина, была давным-давно покорена и освоена. Свинтус ее подавлял, навязывая свои правила игры. Подруги были запрещены, потому что они – самое страшное зло. Со мной было проще, у меня подруг не было. Я предпочитала как раз мужчин. А маникюрша не в счет.

– Понимаю. Но что я-то могу сделать?

– Я хочу, чтобы она осталась у меня на ночь. А то она за рулем, не может даже выпить толком, – пожаловалась Марина. – Мы сто лет не виделись. Если бы не Вася, мы бы с ней в сауну пошли. Утром бы еще поболтали, а потом я, может, с ней бы в больницу съездила.

– Ты хочешь, чтобы я удержала сегодня Свинтуса у себя? – ухмыльнулась я. – Честно говоря, я немножко в шоке.

– Знаешь, как я от него устала?! – воскликнула Марина.

Я могла себе представить и это. Я пообещала сделать все возможное, чтобы на работу Свинтус поехал от меня, не заезжая домой. Исходя из его последних разговоров по телефону, он домой и не собирался. В шкафу я убралась (Свинтус проверил и сказал, что все равно я должна оштрафовать домработницу, чему я, по понятным причинам, яростно воспротивилась), одежда для него была, а с утра ему предстояла встреча с каким-то очередным коррупционером неподалеку от моего дома, в ресторане. Следовательно, я могла и не прилагать больших усилий по его задержанию. На всякий случай я надела сексуальный комплект белья № 4 (красный шнурованный корсет, красные чулки на подвязках), показалась Свинтусу в таком виде со всех сторон и точек зрения, доведя его чуть не до истерики, после чего заявила:

– Это все станет твоим только с утра. До шести утра я запрещаю тебе трогать меня хоть пальцем.

– Ты издеваешься? – нахмурился он.

– Да! – согласилась я. – Зато после шести утра ты можешь делать со мной все, что только пожелаешь. Так-то, мой дорогой. Заводи будильник и спокойной ночи. Если не сможешь заснуть, можешь продумать в деталях, как ты меня покараешь за такое плохое поведение!

– Ну ты и сучка, – сказал он, однако выражение его лица стало мечтательным.

Свинтус эксперименты любил. С Мариной он увиделся только дня через три. Она с подругой получила весь необходимый «фан», включая поездку в больницу, посиделки в ресторане еще с тремя подругами, не включая первую, а также шопинг.

– Юля, спасибо. Я не чувствовала себя такой счастливой уже лет пять.

– На здоровье, – пробормотала я. – С тебя причитается.

– О да! – согласилась Марина и пригласила меня на чашечку кофе.

Самое удивительное, что хоть нас и разделяли года, привычки, социальный статус и сама ситуация, нам было хорошо вместе, в этом кафе, с этими десертами, с пастой и болтовней. Мы провели вместе около шести часов, и за все это время о Свинтусе слова не сказали. Мы говорили о тряпках, о новом цвете волос Марины, который я одобрила, но решила при случае все же подправить у моего постоянного мастера. Мы договорились на следующей неделе пойти вместе в СПА-салон, чисто расслабиться и привести себя в порядок. Потом мы пошли в «Лотте-Плаза», пошлялись по магазинам.

– Хотела бы я иметь такое тело, как у тебя, – вздыхала Марина, глядя, как я примеряю джинсы. – Хотя бы пресс.

– Такой пресс не запрещено иметь никому. Я вот решила купить специальный тренажер, раз уж мне нельзя качать пресс обычным способом. А ты можешь качать и по старинке.

– Ой, мне уже поздно! – махнула рукой Марина.

Иными словами, нам было комфортно друг с другом. Ведь обе мы были, по сути, зеркальное отражение друг друга (я не о прессе и ногах, конечно же). Мы были одиноки и несчастны, у нас обеих не было ничего, кроме своих цепей, да и цепи эти были – одни и те же, одни на двоих, и мы знали исключительно точно, каковы они. Насколько тяжелы и насколько невыносимы. Как громки крики, как грубы слова, как мало мы значим в жизни нашего мужчины, не больше муравья – раздавит и не заметит. Мы были чем-то вроде товарищей по несчастью и стали братьями по оружию. Вернее, сестрами. Содержанки, подписавшие между собой негласный договор, исполнение которого чем-то обогащает каждую сторону.

– Я хочу пойти в театр. Ты сможешь придумать что-нибудь, чтобы он вечером приехал домой? – попросила я ее. – Что-нибудь важное.

– Может, сказать, что у нас прорвало трубу? – после некоторых раздумий, предложила Марина.

– Пусть ее прорвет в пятницу к вечеру, ладно?

– Договорились, – ответила она.

Мы с ней прекрасно понимали друг друга. Должна признаться, что, несмотря на всю нелепость ситуации, эта странная противоестественная дружба меня даже радовала. Мне было с кем поговорить, не напрягаясь и ничего не разыгрывая. Мне давно уже был нужен кто-то, с кем я могла бы просто попить кофейку и поболтать. И от кого мне нечего скрывать. Ну, или почти нечего.

То, что я скрывала, было так далеко, что я и сама об этом иногда забывала. Но однажды (как водится, в один прекрасный день) на пороге моей квартиры возникла СИТУАЦИЯ, к которой я оказалась совершенно не готова.

И вот тогда-то и пришло время обратиться за помощью к Марине – к жене моего любовника, бывшей докторше, медленно спивавшейся в мертвенно-тихих стенах своего мраморного саркофага. Только она могла мне помочь.

Чтобы объяснить, как я «дошла до жизни такой» и что это за звонки в дверь и ситуация, с которой я, при моем-то опыте, умениях и циничном расчетливом уме не смогла справиться, придется немного рассказать о моем прошлом. Настоящее у меня совершенно другое. У меня все ходы записаны, вся жизнь разбита на этапы, цели поставлены, методы достижения избраны, нужные знания постоянно обновляются. Да я как Терминатор – мне все по плечу!

В моем прошлом я немного другая. Я сижу на лавочке в парке возле метро «Фрунзенская» и рыдаю. Моя жизнь кончена, и я совершенно не понимаю, зачем мне подниматься с лавочки и куда-то идти. Я просидела на ней больше трех часов, прежде чем нашла в себе силы встать. В каком-то смысле я прошлая так и осталась сидеть на той лавочке, а ушла с нее совершенно другая женщина. Но что-то от моего прошлого все же осталось. К примеру, моя семья.

Да уж, как ни странно, у меня есть семья. Вернее, даже две. Расскажу сначала о первой. Итак, родилась я в славном городе Ростове в семье крупного партийного функционера. Мой отец, Владимир Твердый, был таковым и по фамилии, и по характеру. Я была единственным ребенком в семье, и все надежды были возложены на меня, что привело к тому, что детство мое было одновременно и счастливым, и сложным. Отец теперь уже умер. К сожалению, он не успел услышать от меня заслуженных слов благодарности за прекрасное образование и за то, что закалил мой характер своими требованиями. Бабушка и дедушка (по папиной линии) защищали меня от отца и его строгостей, как могли. Что, впрочем, не помогло – за учебниками и тетрадями я загибалась целыми днями, так как отец самолично проверял все, приходя с работы домой. Бабушка только вздыхала и подкармливала меня пирожками. Она все мечтала, чтобы я хоть немного поправилась, но я была тоща, как кощей, сколько бы пирожков ни съела. Такая уж конституция.