Профессионально беременна - Ульяна Гринь Страница 16

Он завладел ладошкой женщины и поцеловал ее, преданно заглядывая в глаза. Я чуть было не дала волю чувствам и не рассмеялась, глядя на этот спектакль. Ей-богу, в цирк ходить не надо! А этот Семен — мой брат по профессии, явно профессиональный жиголо. Что ж, поглядим, как он выкрутится.

Данила хмыкнул, а Даша потянулась к парню, потерлась носом о его нос и пропела:

— Что ты, милый! Данька пошутил просто! Данечка, ты же пошутил, да?

— Пошутил, — буркнул мой Беркут. — Семен, будь добр, если тебе не трудно переместить свой мускулистый зад до служебного дома, позови Аркадия, чтобы он повесил картину.

Ах как вежливо! До зубовного скрежета! Семен улыбнулся с видом победителя и встал:

— Раз ты просишь, Данила, схожу.

Эх, «милый»! До победы тут еще далеко…

Когда Семен вышел, Даша неожиданно обратилась ко мне:

— А вы, Ева… Ева ведь, да? Вы с братом познакомились в клубе?

Дался им всем этот клуб! Данила там знакомится и цепляет всех баб подряд? И всех приводит в конюшню, в дом в Лисьем Носу, а потом сюда, на хренвиллу, как назвала ее Полина? Надо бы как-то выведать у него, как давно он расстался с этой Миленой. Если немного времени прошло, наверное, придется погодить с некачественным презервативом… Все же мужчин надо беречь от потрясений.

Но долой мысли, мой выход!

Я положила руку Даниле на плечо и приблизилась к нему, одновременно улыбаясь Даше самой обворожительной из моих улыбок:

— Нет, как ни странно! Мы познакомились на выставке.

— И картину я купил с подачи Евы, — Данила решительным жестом разорвал крафт, явив миру великолепную мазню художника Белинского. Даша подошла поближе, разглядывая, и восхитилась:

— Какая пре-елесть! Данечка, сколько стоит такой шедевр?

— Сущие копейки, сеструнь. Сущие копейки!

— Папе не понравится, — раздался голос сзади. Мы втроем резко обернулись. Девушка-подросток. На вид лет шестнадцать, черная помада, черный лак на ногтях, черная же юбочка и такого же цвета жилетка, а топик кружевной. На волосах — не поверите, тоже черных — несколько ярко-малиновых прядок. Гот. Еще одна сестра? А может… Дочка чья-то? Слишком взрослая для дочки…

— Эля, твой вид ему тоже не нравится, но он как-то тебя терпит дома, — сладким голоском протянула Даша.

— Не имеет права выгнать, — мрачно сказала Эля. — А это мазня. Папе не понравится.

— Ничего, неприятность эту мы переживем, — усмехнулся Данила. — Как думаешь, в простенке вот здесь будет смотреться?

Девушка пожала плечами:

— Вешайте куда хотите, мне абсолютно фиолетово.

Она смерила меня презрительным взглядом, развернулась и ушла на лестницу, засовывая наушники под пряди длинных волос.

Мда.

Очередное сокровище.

Впрочем, где-то я ее понимаю. У меня тоже был готический период, правда, в более юном возрасте. Я протестовала против родителей, учителей, государственного строя, косметики, которую исследовали на животных, и прочих важных и возмутительных вещей. Потом само прошло. А тут явно протест против семьи. А может, и мальчики чем-то заслужили…

— Это Эллина, наша младшая сестра, — сообщил Данила. — И она права.

— Папе не понравится картина? — усмехнулась я.

— Не понравится, — подтвердил Данила. Потом еще раз оглядел картину и фыркнул: — Но мы все равно ее повесим.

— Бунта-арь, — протянула я с ноткой издевки в голосе.

— Есть немного, — подмигнули мне. Даша дернула плечиком, допила шампанское и пошла к столику, где стояла в ведерке со льдом бутылка:

— Я не при делах, я с папой спорить не буду!

— Трусиха!

— Как скажешь, братик!

Даша плюхнулась на роскошный кожаный диван и закинула идеальные ноги на стол. Даже тапочки у нее были на каблуках… Настоящая женщина породы стерва. Мы бы с ней подружились, наверное. Хотя я уверена, что она жутко боится одиночества и не подпускает подруг к своему альфонсу.

— Добрый день, Данила Алексеевич, — хриплый мужской голос с небольшим белорусским акцентом заставил нас обернуться. Мужчина средних лет с колоритными усами вошел вслед за Семеном и деловито поставил большую сумку на кафельный пол у входа: — Шо куда прибить-то?

— Добрый день, Аркадий. Прибить пару гвоздей сюда, в простенок, и повесить вот это полотно.

Данила указал на стену, на картину, а потом коснулся моей руки:

— Золотце, мне нужно отлучиться. Проследишь за процессом?

— Прослежу, — я запаниковала. Куда, блин? Он бросает меня на съедение сестрице и почти-зятю! Так дела не делаются, дорогой (в прямом смысле) Беркут!

Но волновалась я напрасно. Когда Данила удалился в глубину дома, Даша со звоном поставила бокал на мраморный столик и, обняв драгоценного Семена, сказала:

— Да-да, проследите, Ева, а мы пойдем играть в теннис, да, милый?

— Конечно, заинька, — просюсюкал Семен и увлек женщину наружу.

Я осталась наедине с Аркадием. Тот оказался человеком обстоятельным. Сначала примерился: посмотрел на указанный ему простенок под разными ракурсами, постучал костяшкой пальца на уровне груди, на уровне головы, чуть ниже, чуть выше, потом вернулся к своей сумке, открыл ее и принялся перебирать железки. Я решила присесть. В ногах правды нет, а у меня еще и растяжение, между прочим.

Но не успела как следует расположиться на спинке дивана, чтобы наблюдать за процессом, как мне было предписано, как сзади послышалось жужжание моторчика, и мужской голос спросил, словно холодным душем окатил:

— Что здесь происходит?

Молниеносно обернувшись, я увидела пожилого мужчину с гривой седых, почти белых волос, обрамлявших благородное лицо, будто вырезанное из светлого дерева. Обычно такими эпитетами описывают индейцев, и да, он был в чем-то индейцем. Такой аристократ от народа. Мудрый дедушка. Герой приключенческой повести, на счету которого множество любовных побед, а на сердце неизгладимые шрамы. Олигарх чистой воды. Но в инвалидном кресле. Зато в круто-навороченном и электрическом.

Не было бы Данилы, я бы переключилась на этого деда.

— Картину вешаем, Алексей Павлович, — ответил Аркадий с пиететом. — Данила Алексеевич велели.

— А вы кто, девушка?

О, это уже мне. Я мило улыбнулась и сказала тоже мило:

— Я Ева, я пришла с Данилой.

Именно так. Не его девушка, не его новая подружка, а мимокрокодил. Пока что. Идем маленькими шажками. Тише едешь — дальше будешь.

— Что за картина? Опять мазня какая-то?

Мы вместе полюбовались желтым безумием на фоне малиновых спагетти, и я ответила задумчиво: