Грезы наяву - Патриция Райс Страница 16

В дорогом шелковом камзоле необычного серебристого цвета, стоившем целое состояние, в расшитом черным по черному жилете, напудренном парике «а-ля Кэдоган», стянутом на затылке черной атласной лентой с бриллиантовой булавкой, Александр Хэмптон выглядел настоящим денди, к чему, собственно, и стремился. А Эвелин больше всего хотелось сорвать с него белоснежный шейный платок, истоптать шелковые чулки и вообще — так пнуть, чтобы он кубарем покатился по роскошной лестнице, по которой они поднимались.

За эти недели постоянных визитов ко всей бостонской знати в качестве невесты будущего обладателя графского титула Эвелин замучилась стирать и гладить те два бальных платья, которые у нее были, устала слушать восхищенные вздохи о «далекой родине» от дам, которые на этой родине сроду не бывали, но больше всего устала от подозрительных взглядов людей, которых считала своими друзьями. Днем она по-прежнему управлялась на складах, а все ночи напролет танцевала. Она чувствовала себя опустошенной и была на грани нервного срыва. Усталым взглядом она смотрела, как ее спутник изящно раскланивается с хозяевами. Теперь она была уверена, что он просто лгун, а никакой не наследник графского титула.

Почти не глядя на нее, Хэмптон прошел в танцевальный зал. И направляясь к столу с освежающими напитками, проговорил вполголоса:

— Если вы будете на меня коситься, люди подумают, что у нас что-то неладно. И вообще, мы обручены или вы предпочитаете, чтобы следующие несколько месяцев я провел в тюрьме?

— Я начинаю думать, что вам там и место. Когда вы начнете занимать у богатых дураков деньги под «замечательный проект» или просить взаймы, чтобы «продержаться», пока не поступит квартальное жалованье? Они у вас буквально с руки едят. Неужели вы заставите их лизать вам башмаки, прежде чем заберетесь к ним в кошельки?

Приподняв одну бровь, Алекс весело взглянул на нее.

— Ха-ха… Как мы циничны!.. Поражен вашим хитроумием. Как-нибудь, при случае, так и поступлю. Ради практики, чтобы не разучиться… Вы что, завидуете моему хорошему настроению?

— Конечно. Почему вам можно веселиться, когда мне не до смеха? Последние из контрабандных ящиков ушли к адресатам, а вы не сделали ничего, чтобы проследить за ними.

— Если вы ничего не заметили, это еще не значит, что я бездействую. В этом весь смысл моего плана. Чуть больше доверия, дорогая. Мне не обязательно гоняться за ящиками с контрабандой, чтобы разгадать шараду.

Эвелин оставалось только стиснуть зубы и продолжать терпеть пытку. Если бы она ничего о нем не знала, то могла поверить, что однажды ночью он способен пробраться на «Минерву» и уплыть навсегда, даже не оглянувшись. А не уплыл пока потому, что так легче заставить ее поверить, что он ищет людей, которые поставили под угрозу его корабль. Прекрасный эгоистичный мотив. В это она могла поверить.

— Прошу прощения, милорд, — отозвалась она насмешливо. — Пока вы будете дефилировать по залу, разыскивая контрабандистов, можно мне присесть где-нибудь в уголке? У меня ноги болят.

Алекс подал ей стакан с лимонадом и, раскланиваясь со встречными, подвел к серебристой оттоманке.

— Мы только что пришли. Отчего у вас могут болеть ноги? Я пока не лорд, а только его племянник. Вам нужно учиться этикету.

Эвелин устало опустилась на подушку. Холодновато-синий шелк любимого платья улегся вокруг красивыми складками, но она этого и не заметила.

— Я целый день на ногах. Искала место для последних грузов. Весь склад забит. Ни у кого нет денег, чтобы расплатиться за поставки. Наплевать мне на ваш этикет. Какой в нем прок?

Хэмптон снисходительно посмотрел на нее, пригубил пунш.

— Нежелание учиться — верный признак ограниченности ума. Почему вы сами должны за всем наблюдать на складе? Это не пристало леди, у вас есть работники.

— У вас тоже. Почему вы не посылаете их разыскивать контрабандистов? Это уже не ограниченность ума, а предубежденность, мистер Хэмптон. И если безделье — главное качество леди, то, боюсь, мне не стоит и пытаться ею быть.

Обычно, начиная возражать, она все больше распалялась. Но сегодня слишком устала и была подавлена. Ей бы стакан теплого молока и в постель, а не сидеть тут с самонадеянным хвастуном.

В последние недели Алекс вел себя сдержанно, и виделись они только на людях. Если они иногда шептались, то в этом не усматривалось ничего предосудительного. Да и смотрели на них снисходительно, как смотрят на влюбленных и потому слабоумных. Им не было нужды встречаться наедине, и Эвелин без труда избегала новых попыток поцеловать ее. Но самое странное заключалось в том, что чем больше сна их избегала, тем больше думала о них. А чем больше она думала о поцелуях Алекса, тем дальше устремлялось ее воображение, поэтому, несмотря на усталость, спала она по ночам беспокойно.

Хэмптон тоже казался каким-то напряженным, но она не могла понять, из-за чего. Целыми днями он прохлаждался в таверне, в компании новых друзей, а вечерами эскортировал ее из одной гостиной в другую. Они даже были приглашены в резиденцию губернатора и на музыкальный вечер к военному коменданту. Такую жизнь едва ли можно считать беспокойной, но в уголках его рта залегли жесткие линии, которых прежде не было, а глаза, когда он шутил, уже не так блестели, временами вообще становясь задумчивыми. И Эвелин вздрагивала, боясь догадаться о причине его грусти.

Вот и сейчас он посмотрел на нее такими же задумчивыми глазами, забыв, что собрался пошутить. Может, его что-то задело в ее описании образа жизни настоящей леди.

— Это просто ярлык. Я, например, никогда не хотел, чтобы меня называли джентльменом. С чего мне ожидать, чтобы вы вели себя как леди? Я всегда избегал компаний праздных сплетниц. Кстати, о безделье. Сегодня я отведу вас пораньше домой, а утром спите как можно дольше. Это приказ.