Волки Лозарга - Жюльетта Бенцони Страница 16

Пара скрылась где-то позади, и теперь на улице остались только двое: молодой священник, озиравшийся по сторонам, словно он искал какой-то дом, и мужчина в черном с тросточкой, он шел навстречу, низко опустив голову.

Сердце Гортензии сжала неясная тревога, ей даже захотелось зайти ненадолго в церковь, чтобы вновь обрести покой. Как будто она заглянула в самую глубину ада, так подействовал на нее рассказ господина Верне. Что за люди ее окружают? По какому праву они, как вороны, слетелись на остатки ее наследства после смерти родителей? Для Луи Верне было совершенно ясно: состояния Гортензии не видать, разве что удастся перевести его на сына. Это при условии, что там еще что-то осталось, ведь у маркиза руки загребущие, да и Сан-Северо, хоть и не имея на то никаких прав, тоже явно настроен отхватить себе кусок. Люди с чистой совестью не поступают так, как он…

Погруженная в свои мысли, Гортензия не обращала внимания на происходящее вокруг. Улица в этом месте сужалась. Она медленно шла вперед и уже почти совсем поравнялась с человеком с тросточкой, когда оглушительный шум вдруг заставил ее обернуться. Прямо на нее с бешеной скоростью летел черный экипаж, запряженный парой лошадей. Она в оцепенении замерла на месте, не зная, куда спрятаться, из горла ее вырвался крик… Еще секунда, и она опрокинулась бы навзничь, раздавленная железными колесами, чей адский грохот разрывал ей барабанные перепонки, как вдруг Гортензия почувствовала, что ее бесцеремонно подхватили какие-то руки, впихнули в дверной проем и на нее навалилось чье-то тело, пахнущее табаком.

Экипаж прогрохотал мимо, их обдало ветром. Но не успел он скрыться из виду, как ее спаситель, схватив Гортензию за руку, потащил за собой к боковой лестнице Сен-Сюльпис, потом вверх по ступеням и, только когда они оказались в самой церкви, спросил:

– С вами ничего не случилось?

Она покачала головой, прикрыв глаза, в полуобморочном состоянии, но тут же открыла их вновь, узнавая этот голос. Ее спаситель удивленно воскликнул:

– Госпожа Кудер? Как? Это вы?

Это был полковник Дюшан, попутчик, столь любезно предложивший ей свои услуги по приезде в Париж. Она вовремя вспомнила, что представилась ему именно так.

– Как мне благодарить вас, полковник? – вздохнула она, оживая. – Не будь вас, я, наверное, сейчас была бы уже мертва.

Насупив брови, он в недоумении взглянул на нее.

– Это на вас они покушались?

– Я вижу только две возможности, – ответила она, пытаясь улыбнуться. – Или на меня, или же на вас.

– Я бы очень удивился, если б на меня. Я в Париже по делу, меня пригласил знакомый, занимающий в министерстве довольно высокий пост. А сейчас просто гуляю, хотел дойти до Люксембургского сада, у меня с ним связано много воспоминаний. Но вы? У вас есть основания полагать, что на вашу жизнь могли покушаться? У вас есть враги?

Прямой, открытый взгляд серых глаз, устремленных на побледневшее ее лицо, вызывал доверие. К тому же ей было известно, что это бывший офицер на половинном жалованье, а значит, непременный враг существующего строя.

– Боюсь, что да. Поэтому примите, полковник, мою горячую благодарность, но лучше не задерживайтесь подле меня. Здесь, в церкви, я в безопасности, пойду помолюсь. К тому же не хочется лишать вас удовольствия от прогулки.

– Люксембургский сад никуда не уйдет. Что касается вас, госпожа Кудер, вам нужно еще из этой церкви выйти. Так что уж разрешите проводить вас до дома. Вас могут подкараулить… раз уж первая попытка не удалась.

– А может быть, они решили, что все получилось, если даже не вернулись посмотреть?

– Нет, думаю, они где-то неподалеку в засаде и собираются все начать сначала. Вы помолитесь пока, если хотите, это поможет вам прийти в себя, а я поищу экипаж.

– Поверьте, не стоит. Я прекрасно смогу дойти пешком. Достаточно будет предложить мне руку…

– Пешком? На шоссе д'Антен?

Тут она вспомнила, что во дворе Мессажери сама попросила его дать кучеру этот адрес.

– Я живу не на шоссе д'Антен. По крайней мере сейчас. Пока я поселилась у подруги, графини Морозини, на улице Бабилон. Прошу вас, подождите меня здесь…

Он тактично отошел в сторону, а она прошла в часовню Девы Марии и преклонила колени у великолепной статуи Мадонны с младенцем работы знаменитого Пигаля. И отрешилась от всего земного, моля небо успокоить бешено стучавшее сердце, прогнать леденящий душу страх, сковавший руки и ноги. Теперь она даже благословляла госпожу Верне за то, что та ее выпроводила, поскольку не оставалось уже совсем никаких сомнений: за ней следили, ее жизнь под угрозой. Во всяком случае, пока она в Париже.

Не желая слишком долго испытывать терпение своего спутника, она, как могла, сократила молитву и вышла к нему.

– Вы и правда хотите идти пешком? – спросил он.

– Да, правда. Пройтись мне не помешает.

Под руку с полковником Гортензия спустилась по главной лестнице. Сквозь серую пелену неба наконец-то пробились солнечные лучи и золотыми бликами заиграли в струях фонтана посреди площади, по которой лениво прохаживались голуби. Картина выглядела такой мирной, что Гортензия, после молитвы понемногу приходившая в себя, совсем успокоилась. Рука, поддерживавшая ее, казалась такой сильной… Нет, с таким защитником никто не посмеет напасть…

Некоторое время они шагали в молчании. Дюшан размышлял о чем-то, а Гортензия не решалась заговорить первой. Она понимала, что элементарное чувство благодарности требует, чтобы она сбросила перед ним маску, которую носила в пути. Она и сама этого желала, ведь полковник, такой энергичный и, наверное, умный человек, был способен дать ей разумный совет. А ведь одному только богу известно, как она нуждалась в совете! Но как вступить в разговор? В конце концов, может, полковник вовсе не хочет узнавать о ней больше, чем следует?

Она ошибалась, так как через некоторое время он сам спросил, не глядя на нее:

– Можете не отвечать, если не пожелаете, но мне кажется, ваше имя не госпожа Кудер и вы вовсе не провинциалка.

– Я графиня де Лозарг, и когда мы с вами встретились, я тайком уехала из замка свекра, моего дяди. Поэтому и взяла чужое имя. А вообще я родилась в Париже. До замужества меня звали Гортензия Гранье де Берни.

– Вы дочь убитого банкира?

Гортензия искренне удивилась.

– Почему вы сказали «убитого», ведь все знают, что он покончил с собой после того, как лишил жизни мою мать.

– Кто это «все»? Что вы говорите? Скажите лучше: двор и те, кого устраивает эта зловещая сказка. Ваш отец был слишком богат, а главное, его упрекали в том, что он слишком честно служил императору. С ним ничего не случилось во времена Людовика XVIII, слывшего умным человеком, заботившимся об интересах королевства. Но смерть короля развязала руки этим ненасытным злодеям. Карл X такой болван, что способен поверить во всякую чепуху, лишь бы только на ней был версальский ярлык! Что же до вас, теперь меня не удивляет, что вам грозит опасность.