Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер Страница 16

— Я должна зарабатывать себе на жизнь, — объясняла Мариэтта Леонардо. — Я ничего не забыла из того, что когда-то умела — да вы и сами это знаете по той маске, которую вы преподнесли Адрианне. Разве вам не нужна еще пара рук в магазине или мастерской?

— Разумееся, нужна. При том уровне качества, который я поддерживаю, мне всегда нужны рабочие руки, — ответил он, медленно усаживаясь в кресло, — но у меня к вам, Мариэтта, есть одно неплохое деловое предложение. Если бы я не был сейчас так сильно занят, я с удовольствием открыл бы еще один магазинчик рядом с этой квартирой, как собирался прежде. Но теперь я готов предпринять небольшую перестройку и ремонт, если вы согласитесь взять на себя этот магазинчик.

— Конечно, что за вопрос! — воскликнула обрадованная Мариэтта. — А когда вы хотите начать этот ремонт?

— Я завтра сделаю необходимые прикидки, сколько это будет стоить.

Хотя писать и посылать письма Доменико запрещалось, получать их он имел полное право, и Мариэтта писала ему длинные послания, ежедневно добавляя что-то, а потом раз в неделю относила его стражнику, который и передавал ему. Доменико, несомненно, очень обрадуется тому, что она займется масками, это убедит его в том, что она не сидит сложа руки, парализованная жалостью к нему и к себе, а наоборот, старается приспособиться к новым обстоятельствам, как он и надеялся при расставании. Но все, конечно, было не так просто. Мариэтта пережила много нелегких дней, когда беда чуть не сломила ее, но она неустанно повторяла себе, что Доменико приходится намного хуже. У нее ведь остались Елизавета, друзья, и, наконец, просто свобода, дававшая возможность спокойно ходить по улицам Венеции, в то время как он, запертый в четырех стенах на этом ужасном чердаке, в окно своей камеры мог видеть лишь крыши близлежащих домов. Если бы только ей разрешили хотя бы одно свидание — и у него, и у нее сразу же появилась какая-то общая цель, то, чего они могли бы ждать с нетерпением.

Как-то, когда ремонт помещений, которые Леонардо отводил под магазин, был в самом разгаре, Мариэтта и Элена договорились встретиться в галереях площади Сан-Марко. Обе надели бауты, как условились. Женщины пешком бродили по переулкам и площадям той части города, где прошло детство Элены.

— Вон там мое окно! — воскликнула Элена, показывая на одно из окон третьего этажа старого-престарого дома, с потускневшей и местами обвалившейся терракотовой штукатуркой, обнажившей темную кирпичную кладку.

Они прошли мимо церкви, в которую девочкой ходила Элена, поднялись на мостик, где она однажды, пустившись в пляс, порвала свой карнавальный наряд. Это был день, когда и одна, и другая как бы перенеслись туда, далеко, в дни проведенной в Оспедале делла Пиета юности. Когда Мариэтта и Элена расставались, насытившись этой необычной прогулкой, обе дали друг другу слово, что, как только представится возможность, непременно встретятся и погуляют еще.

С открытием новой лавки у Мариэтты оставалось мало свободного времени. Леонардо, желая привлечь побольше покупателей, выставил несколько наиболее оригинальных масок в витрине. Когда они обустраивали магазин, то и Мариэтта приняла в этом живейшее участие, посоветовав ему, какие именно маски из самых затейливых и вычурных могли бы быть выставлены на всеобщее обозрение, как снаружи, так и внутри. Лавка, стены которой пестрели множеством самых разнообразных масок, создавали у Мариэтты иллюзию диковинной пещеры со стенами, выложенными драгоценными камнями.

В мастерской Леонардо старательно трудились пятеро очень одаренных мастеров, создавая совершенно новые, невиданные творения. Леонардо мечтал, что его лавка станет совершенно иной, непохожей на те, что находились на площади Сан-Марко, где покупателю предлагались какие угодно маски. И хотя Мариэтта с грустью вспоминала и Пульчинеллу, и Панталоне — они ведь остались для нее тем, чем обычно остаются для ребенка их первые игрушки — те маски, которые она продавала сейчас, предназначались не для кого-нибудь, а для покупателей обеспеченных, встречали у нее, отнюдь не лишенной деловой хватки, понимание. Леонардо, стремясь стимулировать сбыт подобных изделий, обещал Мариэтте своего рода премию, если ей удастся продать масок свыше определенного числа за какой-то срок, но и без того новая роль очень увлекала ее. Продавая маски, Мариэтта почувствовала спокойную уверенность: она вроде бы снова вернулась назад, к своим корням, и теперь как бы заново строила свою жизнь, с той лишь разницей, что ее будущее неразрывно связывалось с будущим мужа.

Леонардо, заботясь о том, чтобы открытие его новой лавки не превратилось в заурядное событие, снарядил живописно одетых глашатаев — одного с трубой, другого — с барабаном. Они обходили площадь Сан-Марко, привлекая всеобщее внимание трелями и барабанным боем и громко возвещая о том, что в Калле делла Мадонна открылся новый магазин, где покупателей ждут такие маски, которых они прежде и в глаза не видели. Аналогичные представления происходили затем в течение всего дня и на Марчерии, и на мосту Риальто, и также во многих других оживленных местах.

Венецианцы, с их вечной любовью к ярким маскарадным костюмам, помешанные на всем, что связывалось с карнавалом, валом повалили в новое заведение Леонардо. Мариэтта встречала их, одев по такому случаю одно из своих лучших платьев из изумрудно-зеленого атласа, в маске, украшенной по бокам блестками и ярко-зелеными локонами, образующими что-то вроде парика, локоны которого рассыпались по ее плечам. Многие молодые щеголи восторженно аплодировали ей. Их было полно в лавке, восхищенно разглядывающих сквозь лорнеты разложенные маски, примерявших ту или иную, привлекшую внимание необычным узором или причудливой формой. Мариэтта, желая угодить им, щедро угощала их кофе, который самолично разливала в крохотные позолоченные чашечки из тонкого, как бумага, фарфора.

В этот день Мариэтта надела маску вовсе не в целях скрыть свою внешность, она ни в коем случае не собиралась делать секрета из своей новой ипостаси, всем было и так известно, что она, а не кто-нибудь другой, отвечает за этот магазинчик. Все покупатели обращались к ней, называя ее при этом «Пиетийским огнем» — так они выражали свое отношение к скандалу, жертвой которого стал ее муж, без тени смущения заговаривая с ней. Заходили даже те, кто в первые месяцы после суда избегали ее, снедаемые любопытством и в надежде загладить прошлое, снова обрести те отношения, которые существовали между ними и Мариэттой прежде. Она демонстрировала свое холодно-вежливое отношение. Ведь эти люди не были для нее никем, так, просто знакомые, общение с которыми скорее диктовалось обязанностями, проистекавшими из светского этикета, и в прежние времена не выходили за рамки простых приличий. А что касалось старых друзей, тут она на сердечность не скупилась. Большинство из них знали Доменико на протяжении многих лет, некоторые — с детства, и среди них не было таких, кто уверовал бы в его виновность. Именно с одним из них, Себастьяно Дандоло, у Мариэтты впервые состоялся разговор о возможности организовать побег Доменико.

Однажды он и его жена Изабелла пригласили Мариэтту на ужин к ним в дом. Приглашенных оказалось немного, в основном, хорошо знакомые ей. Как только выдалась возможность, Мариэтта отвела Себастьяно в сторону и поделилась с ним своими думами. Он терпеливо выслушал ее, после чего медленно покачал головой.