Счастья тебе, дорогуша! - Татьяна Веденская Страница 16

– А я от кого тогда? Ко мне ни одного иностранца не подходило.

– Ты в метро ездишь, а там вообще любую дрянь найти можно. Пошел свин в народ, говорю тебе! – она сидела в странного вида больничном халате, скрестив ноги и возбужденно махала руками. – Вон как тебя скрутило.

– Ты шутишь? Нет, нас бы тут офлажковали и с ОМОНом бы охраняли. А мы спокойно по коридорам ходим, – возразила я.

– Да ты что, не понимаешь?! Нам на него даже и анализов делать не стали. А зачем? Чтобы панику разводить? Если только выяснится, что в Москве реально этот вирус ходит, народ же затрясет! Эпидемия! Пандемия! Кошмар! А так все тихо и спокойно – подумаешь, грипп с осложнением! С кем не бывает. Каждый год народ колбасит, но если не делать анализов, то и статистика не испортится. И потом, ты вообще знаешь, что грипп опасен даже если он и не свиной. Просто грипп также способен свалить человека, если у него плохой иммунитет.

– Может быть. У меня иммунитет ни к черту. Да и вообще, все плохо, – согласилась я. Жанка долго еще бушевала, она вообще была такая – борец за правое (но никому не нужное) дело. И болеть рядом с ней было даже интересно. Вернее, увлекательно. Она вносила разнообразие в скучное течение моей бессмысленной жизни. Жить мне не хотелось совершенно. Нет, не то чтобы я хотела покончить с собой или что-то такое. До такого я бы даже не додумалась. Просто иногда я лежала часами, отвернувшись к серо-голубой крашеной стене, и смотрела на застывшие подтеки краски. И не хотела вообще ничего. Не хотела выздороветь и выйти из больницы, не хотела приходить в себя, не хотела залечивать раны, забывать Кешку, помнить Кешку, встретить кого-то еще, не хотела больше никогда никого любить, не хотела, чтобы любили меня. Я не хотела даже думать. Говорят, что человек не может вообще ни о чем не думать. А я вот смогла, и именно в тот момент. Так что Жанка с ее энергией и темпераментом была для меня как нельзя более кстати. Иначе я рисковала окончательно потерять желание просыпаться по утрам. Пропало желание? Заплати налоги! Ха-ха, это не мой случай, денег у меня тоже не было. Но я не хотела думать даже об этом, деньги были последней проблемой в череде проблем моей поломанной жизни, которой я не хотела больше жить.

– Ну что, мадам, опять уткнулась в стену? Скажи хоть, какое там показывают кино? – смеялась Жанка.

– Я хочу спать! – по первости отбивалась от нее я.

– Нам пора гулять. Ты читала устав? – не отставала она. Больница – она как армия, все расписано так, что нет места для душевной драмы. Вот наш примерный распорядок дня, от которого мы отходили разве что по выходным:

– Утром подъем в шесть часов – надо сдать кровь или какую еще жидкость на анализ. Анализировали нас бесконечно. Если даже конкретно тебя сегодня решили не дырявить, то уж твою соседку поднимут всенепременно, а вместе с ней и тебя.

– После анализов можно еще чуть-чуть подремать до завтрака. Перед ним придут делать уколы, а после них еще полчаса можно стонать и причитать на тему того, как же заколебали эти уколы. И, если ты, конечно же, уже бывалый болельщик, можно хвастаться йодными сетками на попах. На иных попах медсестры такие узоры йодом рисовали, что можно даже в галереях искусства выставлять. Боди-арт, его мать!

– Завтрак, как и все остальные приемы пищи, – это очень важно. Даже если есть не хочется совершенно, ты все равно его ждешь, нервничаешь, если он задерживается. Думаешь, что принесут. Потом ковыряешься в еде, разговариваешь с соседкой на тему того, как у нас все-таки отвратно кормят. Отдаешь кашу практически нетронутой. Омлет можно и съесть.

– После завтрака надо подкрепиться, поэтому достаются запасы и пьется чай с чем-нибудь неоздоровительным, но вкусным. Например, с Зинкиным пирогом или с шоколадными конфетами, которые принесла Кузя. Кузя, кстати, ездила ко мне очень часто, чуть ли не каждый день. Сочувствовала. Переживала. Однажды даже приехала ко мне со своим любовником, которого я до этого ни разу и не видела. Ничего так мужчина, представительный. На Кузю смотрел с нежностью, в больнице старался ни к чему не прикасаться. Его жена улетела на конференцию какую-то на два дня, так что он временно перешел под Кузину юрисдикцию. Даже вещи из моей квартиры помогал ей собирать, пока я тут на кровати валялась. Хорошая она – Кузя.

– После чаепития надо успеть все запрятать до того момента, когда в комнату без стука и предупреждения зайдет лечащий врач в компании студентов и вообще не пойми кого в белых халатах. Процесс осмотра я не любила больше всего. В больнице ты вроде бы уже как и не женщина, а так, объект исследования и проведения опытов. Поэтому тебя оголяют, слушают стетоскопом, стучат по спине, заглядывают в рот и нос, просят то дышать, то не дышать, то кашлять, то не кашлять. Сетуют, что ты так медленно поправляешься, все равно скоро придется выписываться. А с такими анализами даже и выписывать не хочется. Эритроциты прямо как не у родного. Как у двоюродного у меня были все время эритроциты. Или как их там?

– После обхода свободное время, которое обычно некуда девать, поэтому мы с Жанной обычно бродили по коридору: туда-сюда, туда-сюда. Она считала, что это особенно необходимо для меня, пока меня не засосало в черную дыру прямо с кровати. Туда занимало минут семь, а сюда – десять, потому что можно было под шумок нырнуть на лестницу и курнуть, пока никто не видит. Ругались с нами за это страшно, но ничего не помогало. Как только мы обе пришли в себя и перестали разговаривать с собой и метаться в поту, раскрываясь и сбрасывая одеяла, мы сразу начали потихоньку курить. А ну и что, что воспаление легких. Я курила мало и Vogue, считая, что это как-то облегчает процесс. До Жанки я не курила, потому что нечего было и я стеснялась. И очень от этого страдала. Кузя сигареты мне приносить отказывалась, а вот Жанкины посетители, многочисленные и шумные, проносили нам пачки без претензий. «Не хрен цацу из себя строить!» – говорила она про друзей. – Можно подумать, что если они не принесут сигарет, я их не найду сама. Только проблемы мне создадут, верно? А мы как курили, так курить будем. А чтобы не болеть, перейдем на лайт».

– После гуляния можно было забираться на боевые посты (койки), брать в руки истрепанные томики Марининой в мягком переплете и погружаться в миры, где все начинается только после того, когда кого-то убьют. В больнице валялись огромные стопки журналов, в которых можно было прочитать обо всем, что угодно: о том, как похудеть (не мой вариант после этих двух месяцев) и как заработать миллион (не мой вариант по определению, но читать было интересно). Причем было видно, что у самого автора последней статьи никакого миллиона как раз нет.

– Периодически мы забывались сном, и днем, и вечером, и ночью. Сон был тяжелый, нездоровый, от которого мы не только не становились сильней, но даже еще больше уставали. Все это лежание, дрема и невразумительное чтение было посвящено ожиданию обеда, который был приятен не тем, что приносили очередную порцию простой, но питательной еды, а тем, что это означало, что день переломился пополам и будет теперь неуклонно скатываться к своему концу.

– Еще таблетки, еще уколы, процедуры по назначению, потом ужин, ленивое сидение перед общим телевизором, первые ряды перед которым оккупировали старушки. Они смотрели нескончаемые мыльные оперы, и даже я уже знала, что Марина или Валентина или Анна попали в тюрьму по ошибке. Но я все же надеялась выйти из больницы раньше, чем героини сериала выйдут из своей виртуальной тюрьмы, созданной сценаристами.