Ночная тень - Нора Робертс Страница 16

— Советник! — Джерри широко улыбнулся и одобряюще поднял большой палец до того, как дверь закрылась.

Пресса ждала ее на четвертом этаже. Дебора так и думала. Она стремительно прошла сквозь многолюдную толпу, отделываясь краткими ответами и «без комментариев».

— Вы действительно надеетесь заставить суд вынести обвинительный приговор Сутенеру за то, что он грубо обошелся с парой своих девочек?

— Я всегда надеюсь победить, когда иду в суд.

— Вы собираетесь вызвать для дачи показаний проституток?

— Бывших проституток, — поправила Дебора и оставила вопрос без ответа.

— Это правда, что Митчелл поручил вам это дело потому, что вы женщина?

— Окружной прокурор не выбирает обвинителей по гендерным признакам.

— Вы чувствуете себя ответственной за смерть Карла Парино?

Дебора остановилась на пороге зала суда. Она огляделась и увидела репортера с вьющимися каштановыми волосами, жадными карими глазами и саркастической ухмылкой. Чак Уизнер. Она и раньше была с ним не в ладах, не избежать столкновения и сейчас. В своей ежедневной колонке в «Уорлд» он предпочитал сенсации голым фактам.

— В офисе окружного прокурора сожалеют, что Карл Парино убит и не сможет сегодня предстать перед судом.

Быстрым опытным жестом он преградил ей путь.

— Но вы чувствуете себя ответственной? В конце концов, это ведь вы вели его дело!

Она подавила желание защищаться и спокойно встретила его взгляд:

— Мы все ответственны, мистер Уизнер. Простите.

Он слегка подвинулся, оттесняя ее от двери.

— Были ли у вас еще встречи с Немезидом? Что вы можете сказать о вашем опыте общения с новым героем города?

Она чувствовала, что воля ее начинает слабеть. Хуже того, она понимала, что Чак именно на это и надеется.

— Ничего, что могло бы соперничать с вашими выдумками. А теперь, пожалуйста, посторонитесь, я занята.

— Но не слишком заняты, чтобы общаться с Гейджем Гатри? У вас роман? Бешеный любовный треугольник, не так ли? Немезид, вы, Гатри?

— Займись чем-нибудь другим, Чак, — посоветовала Дебора и оттолкнула его локтем.

Едва она успела усесться за стол обвинителя и раскрыть портфель, как в зал суда вошли присяжные. Дебора с адвокатом два дня выбирали их кандидатуры, и она была удовлетворена сочетанием полов, рас и стилей жизни. И все же ей придется убедить этих двенадцать мужчин и женщин, что пара проституток заслуживает справедливости.

Слегка повернувшись, она внимательно посмотрела на двух женщин в первом ряду. Обе последовали ее указанию и оделись скромно, с минимумом косметики и лака для волос. Она знала, что они сегодня предстанут перед судом точно так же, как человек, обвиняемый в нападении и побоях. Две молодые красивые женщины, похожие на студенток колледжа, держались вместе. Дебора ободряюще улыбнулась им. За столом защитника сидел Джеймс П. Слейгерман. Ему было тридцать два года, потрясающе красивый блондин в темном костюме с галстуком. Он выглядел именно тем, кем хотел — молодым руководителем. Его служба сопровождения была полностью законной. Он платил налоги и занимался благотворительностью.

Первый долг Деборы — убедить суд присяжных, что он просто уличный сутенер, наживающийся на продаже женского тела. Пока она этого не сделает, у нее нет никаких шансов обвинить его в избиении девушек.

Когда судебный пристав объявил о появлении судьи, весь зал встал.

Дебора произнесла краткую вступительную речь, обратив внимание суда на представленные факты. Она не старалась ослепить суд, поняв, что это стиль адвоката. Вместо этого она говорила предельно просто, не делая нажима на детали.

Она начала прямой допрос, вызвав врача, лечившего Марджори Ловиц. С помощью нескольких коротких вопросов установила степень тяжести увечий, полученных Марджори в ту ночь, когда они с Сюзанной Макрой были привезены в больницу на «скорой». Ей хотелось, чтобы суд услышал про сломанную челюсть, подбитые глаза, сломанные ребра до того, как она предъявит фотографии женщин, сделанные в ту ночь.

Она медленно и осторожно выспрашивала техническую сторону дела у докторов, сотрудников скорой помощи, полицейских, социальных работников. Ловко парировала выпады своего оппонента. К полуденному перерыву основная работа была выполнена.

Она затолкнула Марджори и Сюзанну в такси и повезла их пообедать и в последний раз поговорить.

— Меня сегодня будут допрашивать, мисс О'Рурк? — Марджори ерзала на своем месте и ничего не ела. Хотя ее синяки за несколько недель поблекли, челюсть до сих пор болела. — Может быть, достаточно того, что сказали доктора, Сюзанна и все остальные, и мне не придется свидетельствовать?

— Марджори! — Дебора положила ладонь на холодную как лед дрожащую руку девушки. — Они выслушают докторов, посмотрят фотографии. Они поверят, что вас и Сюзанну избили. Но именно вы, только вы вдвоем, сможете их убедить, что это сделал Слейгерман, что он не симпатичный молодой бизнесмен, которым хочет казаться. Без вашей помощи он выйдет сухим из воды и снова продолжит избивать девушек!

Сюзанна прикусила губу.

— Джимми говорит, что он вывернется в любом случае. Зато все люди будут знать, что мы шлюхи, хотя вы помогли нам найти постоянную работу. Он сказал, что, когда все закончится, он нас найдет и нам не поздоровится.

— Когда он это сказал?

— Он звонил вчера вечером. — Глаза у Марджори наполнились слезами. — Выяснил, где мы живем, и позвонил. Сказал, что у нас будут большие неприятности. — Она вытерла слезу ладонью. — Сказал, что мы еще пожалеем, что заварили всю эту кашу. Я не хочу, чтобы он снова навредил мне.

— Он не навредит! Но я не смогу вам помочь, если вы не поможете мне. Если вы мне не поверите.

В течение следующего часа она говорила, утешала, запугивала, умасливала и обещала. В два часа обе испуганные женщины вернулись в суд.

— Штат вызывает Марджори Ловиц, — объявила Дебора, бросив холодный взгляд на Слейгермана.

Гейдж проскользнул в зал суда как раз тогда, когда она вызывала первого свидетеля для дневного допроса. Ему пришлось отложить две встречи, чтобы быть здесь. Потребность видеть ее была гораздо сильнее потребности выслушивать квартальные отчеты. И как признавал Гейдж, сильнее любой потребности, которую он когда-либо испытывал.

Три дня он держал дистанцию. Три долгих дня.

«Жизнь часто напоминает партию в шахматы, — думал он. — И ты обдумываешь следующий ход ровно столько, сколько нужно». Он предпочел сесть в заднем ряду и, откинувшись на сиденье, принялся наблюдать за ее работой.

— Сколько вам лет, Марджори?

— Двадцать один.

— Вы всегда жили в Урбане?

— Нет, я выросла в Пенсильвании.