О рыцарях и лжецах - Татьяна Веденская Страница 15

Мама привела с собой мужика.

Фая тихо повторяла это на разные лады – так, чтоб услышать могла только я. «Она с мужиком». «Она не одна». «Думаешь, возможно, чтобы у нее была такая подруга… мужского пола?» И прибавляла: «Это все ты виновата». Последнее было адресовано мне, без логики и каких-либо объяснений. Я даже не знала, что отвечать. Минуту назад я корила себя за то, что редко звоню своей «постаревшей, одинокой, забывчивой, вполне вероятно, уже страдающей склерозом матери», женщине, которая растит на даче тыкву, а затем показывает ее фотографию всем своим подругам. Но вот передо мной стоит уверенная в себе женщина в красивом сливовом платье-футляре и держит под руку мужчину. Не мужика, как сказала моя сестра, а именно мужчину.

Незнакомый, неизвестный, он вызывал вопросы и желание попросить его уйти и не тревожить наш давно устоявшийся мир и покой. Что-то говорило мне, что он не уйдет. Что-то – в его выправке военного в отставке. Ухоженный, одетый со вкусом в хорошие, хоть и не новые вещи, он был чем-то похож на Шона Коннери в годы его красивой зрелости. Такой же седой, с такой же бородой, в очках с тонкой оправой. Опасный. Неглупый. Мы так много можем сказать о человеке, только взглянув на него, и многое из этого вполне может оказаться правдой. Сотни тысяч лет эволюции научили нас читать по еле уловимым движениям лицевых мышц, вычислять опасность, отличать живые существа друг от друга, считывать негласный код «свой-чужой».

Чужой. Определенно, чужой.

Я вдруг очень ясно поняла: моя мама – совсем еще не старая женщина – привела с собой мужчину. Ничего уже не будет прежним. Мир меняется, все будет иначе, и это необратимо. Мужчина едва заметно улыбнулся мне – заводная улыбка человека пожившего, человека, которого не обошел стороной успех, который знает, что такое горе. Сколько ему лет? Пятьдесят? Пятьдесят пять? Мама смотрелась рядом с ним, как первая леди государства. Она улыбалась совершенно нетипичной для нее, поставленной, фальшивой голливудской улыбкой. Новая луна. Она нервничает и волнуется. Она решила нас познакомить со своим мужчиной. Я не могла справиться с ощущением, что думаю и говорю на каком-то иностранном языке.

– Маргарита Венедиктовна, очень приятно, – мама Игоря бросилась навстречу, помогая с вещами.

– Елена Михайловна, тоже очень, очень приятно, – кивнула моя мама и посмотрела на меня. В ее глазах отчетливо читалась паника.

Ничем не могу помочь, мама. Сама в шоке.

– Что-то вы так припозднились? – спросил муж Елены Михайловны, обращаясь к «маминому мужику».

– Пробки на дорогах, – ответил он. Голос был низким, густым, таким, к которому невольно начинаешь прислушиваться. Где она взяла этого «мужика»? Фаина, моя сестра, не отрываясь, смотрела на него, словно пыталась расшифровать код к уже активированной бомбе. – Да еще этот навигатор повел нас какой-то странной дорогой, пришлось поплутать.

– О, какой у вас чудесный свитер, – защебетала мама.

– А у вас очаровательное платье. И сережки, – тут же ответила Елена Михайловна. Милые любезности, призванные разбить лед, которым так и морозило от нас с сестрой. – Кажется, я видела что-то подобное в каком-то журнале?

– «Вестник садовода», не иначе, – рассмеялась мама. Елена Михайловна тоже усмехнулась. Я не узнавала маму. Подменили. Мне вдруг стало так больно в груди, что трудно дышать. Она больше не с папой. У мамы появился другой мужчина. Глупо, папы же давно нет на свете. Но мама всегда была чем-то неотделимым от него. Как Инь и Ян. А что же будет теперь?

– Так что, пока мы плутали, вы все слопали без нас? – этот вопрос мама адресовала мне, пытаясь – безуспешно – вытащить меня из ступора.

– Никуда вы не опоздали, мы только-только растопили духовку, – ответила за меня Елена Михайловна. – Слава, подойди к нам, познакомься! Слава, ну где ты? О, вот ты. Ну что же ты в тапочках?

– Ты считаешь, что было бы лучше, если бы я был босиком? А может, у меня носок драный?

– Слава! – воскликнула фальшиво возмущенная Елена Михайловна, а «Слава», для всех Вячеслав Андреевич, весело подмигнул остекленевшей Фаине. Он тоже был высок, тоже чем-то отдаленно напоминал длинношеего, аккуратно ступающего папу-жирафа, а улыбался он, как заправский Чеширский кот. Глядя на него, ни у кого не осталось бы ни единого вопроса в биологическом отцовстве Игоря Апреля. Такая «жирафья» порода – большая редкость. Их семью вполне могли занести в Красную книгу.

– Маргарита Венедиктовна, очень приятно, – кивала мама, тоже улыбаясь звездой с красной ковровой дорожки. И с опаской поглядывая на нас. Мы с Файкой стояли – два дубовых истукана, две головешки – и не могли извлечь из себя ни звука.

– Вячеслав Андреевич, и нам, и нам приятно. Не передать, как. Игорек много рассказывал нам о вашей семье.

– Ох, этого-то я и боялась, – сказала мама и задорно рассмеялась. – Познакомьтесь, Даниил Семенович Марков, мой близкий друг, – и мама еще крепче взяла под руку этого «мужика», из-за которого мы с Фаиной лишились способности двигаться или говорить.

– Добро пожаловать, – кивнул папа-жираф. Мама повернулась к нам.

– Даня, а вот эти две безмолвные статуи – мои дочки, с которыми ты так хотел познакомиться. Но, видимо, не удастся тебе познакомиться. Видишь, их унесло в другое измерение. Лиза, скажи хоть что-то.