Дочь регента - Виктория Холт Страница 15

— До твоего возвращения, Горация, это будет моя дочка, — сказала Мария.

— Я тебя знаю, Мария. Ты будешь с ума сходить от беспокойства. Может быть, лучше отправить ее к моим родственникам, у которых уже есть дети? Они не станут волноваться из-за пустякового недомогания малышки, а я уверена, что она будет много хворать.

— О нет, Горация, ты ее у меня не отнимешь! Горация улыбнулась.

— Ты же знаешь, я никому с такой охотой не оставила бы свое дитя, как тебе. Я просто боюсь тебя обременить.

— Ну, тогда вопрос решен. До твоего возвращения малышка Мэри будет моей дочуркой.

Горация, конечно, вздохнула с облегчением. И Хьюго тоже.

— Да благословит тебя Господь, Мария, — сказал он. — Оставив малышку на твоем попечении, мы сможем спать спокойно.

И вот Мария взяла малышку Мэри к себе и очень скоро полюбила ее как свою собственную дочь.

А Горация два года жила на Мадейре. Наконец здоровье ее немного поправилось, и она решила вернуться в Англию, поскольку ей хотелось поскорее собрать вместе всех своих детишек. Мария радовалась, что скоро увидит подругу, однако мысль о расставании с Мэри, которая к тому времени успела окрестить себя Минни, приводила ее в отчаяние. Но Горация не успела претворить свой план в жизнь. Она умерла, а через несколько недель, так и не покинув Мадейру, умер и лорд Хьюго. Малышка Минни осталась сиротой.

Когда было оглашено завещание лорда Хьюго, выяснилось, что он отдал распоряжения насчет опеки над всеми своими детьми, кроме Минни, которая родилась после составления завещания. Однако удалось установить, что лорд Хьюго собирался похлопотать и насчет своей младшей дочери, поэтому леди Уолдергрейв, сестра Горации, немедленно вызвалась взять Минни к себе.

Мария пришла в ужас и взмолилась, чтобы ей хоть ненадолго оставили малышку. Дескать, Минни еще слишком мала, нельзя отнимать ее у той, кого она считает своей матерью. Душеприказчики во главе с лордом Генри Сеймуром согласились оставить Минни у Марии еще на год, но затем ей предстояло передать девочку леди Уолдергрейв.

Мария очень надеялась, что за этот год ей удастся уговорить родственников Минни оставить малышку у нее. Принц Уэльский, видя, что Мария считает Минни своей дочерью, под наплывом сентиментальных чувств тоже решил заменить ей родителей; он баловал малютку, играл с ней и всячески старался быть ей нежным отцом.

— Если бы я была уверена, — говорила Мария мисс Пай-гот, — что не потеряю Минни, то я была бы совершенно счастлива.

«Если бы то... если бы это...» — вздыхала про себя мисс Пайгот. Ах, почему в жизни всегда столько «если»?

Однако она очень надеялась на принца Уэльского. Он явно хотел, чтобы ребенок остался с Марией, а родственники Минни, надеялась мисс Пайгот, наверняка не посмеют перечить принцу.

Но лорд Генри Сеймур оказался весьма решительным человеком. Леди Уолдергрейв хотела взять малютку к себе, а она как-никак была ее родной теткой. Мария же при» всей своей респектабельности и царственности была всего лишь любовницей принца Уэльского. Лорд Генри был намерен настоять на совершении правосудия. Год близился к концу, и малышку Марию вскоре предстояло отдать тетке.

Минни, почувствовавшая, что над ее головой сгущаются тучи и каким-то образом догадавшаяся, что ее разлучат с Марией, была напугана. Она повсюду ходила за Марией и ни на мгновение не могла потерять ее из виду. Марию это особенно разжалобило, и она решила сражаться.

Когда Мария рассказала принцу о своих опасениях, он ринулся в бой, словно галантный рыцарь, защищающий даму, коим он себя воображал.

— Ты не потеряешь Минни, любовь моя. Я этого не допущу.

Камергер принца написал лорду Генри письмо, в котором говорилось, что Его Королевское Высочество решил пожаловать мисс Мэри Сеймур десять тысяч фунтов при условии, что она останется на попечении миссис Фитцгерберт.

Принц с восторгом показал копию письма Марии. Ах, как его порадовало то, что она осталась довольна!

— Любовь моя, ну что такое десять тысяч фунтов? Да я все на свете отдам, лишь бы ты и наша дорогая Минни были счастливы.

Однако лорда Генри деньги не прельстили. Он жаждал правосудия. Мэри из рода Сеймуров, и Сеймуры о ней позаботятся. У Мэри, заявил лорд Генри, будет достаточно собственных денег; ей не нужны щедрые подарки Его Высочества.

Мария пришла в отчаяние. Леди Уолдергрейв ей никогда не нравилась, ибо отказывалась считать Марию женой принца; Мария знала, что случится, если Минни переедет к леди Уолдергрейв: их разлучат навсегда.

Видя, как она несчастна, принц заявил, что не допустит произвола. Минни — дочь Марии, которая ухаживала за ней с самого рождения, и их расставание было бы трагедией не только для Марии, но и для девочки. Он не собирается спокойно смотреть на такую жестокость.

— Но что мы можем поделать? — спрашивала Мария. — Они ведь действительно ее законные опекуны. О, почему я этого не предусмотрела? Если бы Хьюго и Горация знали, что случится, они приняли бы меры к тому, чтобы сделать Минни моей дочкой!

Принц терпеть не мог, когда его расстраивали, а эта история служила источником постоянных волнений. Ладно, зато он наконец докажет Марии, что она может на него рассчитывать. Он отвоюет для нее Минни и продемонстрирует преданность своей маленькой семейке.

Принц посоветовался с Сэмюелем Ромилли, блестящим молодым адвокатом, который сказал, что выход есть, ведь завещание было составлено до рождения Минни. Однако вскоре после этого разговора упрямый лорд Генри тоже нанял адвоката, и началась долгая тяжба Фитцгерберт с Сеймурами.

Мария ни о чем другом думать не могла, а судебный процесс шел очень медленно, как всегда бывает в подобных случаях.

На суде всплыл тот факт, что Мария была католичкой, а Сеймуры — протестантами. Неужели ребенок, отданный на попечение явной католичке, будет воспитан в этой вере? Мария ответила, что, по ее глубокому убеждению, ребенка следует воспитывать в вере, которой придерживались его родители. Мэри Сеймур не получала от нее никакого католического воспитания и будет воспитываться в англиканской вере вплоть до того времени, когда она сможет сама выбрать вероисповедание.

Религиозный вопрос несомненно явился одной из главных причин того, почему лорд-канцлер счел законными опекунами Мэри Сеймур ее родственников и высказался, что хотя Мария Фитцгерберт и воспитывала ее с младенчества, ей следует отдать девочку родственникам, ибо того требует правосудие.

Когда Марии сообщили это известие, она потеряла голову от горя. Принц приехал на Тилни-стрит и застал Минни в слезах; девочка цеплялась за Марию, рыдала и кричала, что никогда не оставит ее.

Этого принц вынести не мог.

— Говорю тебе, еще не все потеряно! Неужели ты думаешь, что я позволю им победить? Генри Сеймур — наглый пес. Он хочет показать, что ни в грош меня не ставит. Ей-богу, ему известны мои чувства. Я уже виделся с Ромилли. Мы собираемся передать дело в Палату лордов.