Шведская сказка - Светлана Бестужева-Лада Страница 15

Они расстались на полдороге, возле авторемонтной мастерской, где Грегори с утра оставил свою машину. Он поцеловал Элизабет в последний раз и ушел, не оглядываясь, потому что знал: если он еще раз посмотрит на прекрасное лицо любимой женщины, то уже не найдет в себе сил уйти от нее. То же самое думала и Элизабет, поэтому как только захлопнулась дверца машины и Грегори сделал несколько шагов, она нажала на газ и буквально унеслась в город. Каким чудом она без приключений добралась до дома, она и сама не понимала: всю дорогу ее глаза застилали слезы, а сердце болело так невыносимо, что хотелось сжать его в горсти и остановить навсегда.

Когда вечером Джек вернулся домой, он застал жену в постели, очень бледную и измученную. Он переполошился было, но она сказала, что это всего лишь легкое желудочное недомогание, наверное, съела что-то не очень свежее. Элизабет не слишком лгала: ее действительно подташнивало и чувствовала она себя просто отвратительно. К счастью, до отъезда в отпуск оставалась всего неделя, и связанные с этим хлопоты отвлекли Элизабет от первых, самых острых переживаний. Только чувствовала она себя по-прежнему не слишком хорошо.

Но путешествие по странам Скандинавии по дороге в Америку несколько отвлекло Элизабет от ее переживаний. Правда, каждую ночь она видела во сне своего возлюбленного Грегори, ощущала тепло его рук и сладкий вкус губ. Но это уже были только сны, а днем Элизабет любовалась в обществе мужа красотой норвежских фьордов или видом прелестных островков у берегов Дании. Правда, на сей раз ее не обошли стороной проявления морской болезни, чему она удивлялась не меньше Джека: ее никогда в жизни нигде не укачивало, а тут стоило подняться легкой волне, и она уже спешила в спасительный покой каюты.

Дома радость от встречи с родными и близкими оттеснили на второй план ее сердечные переживания, слегка пригасили то чувственное безумие, в котором она пребывала все последнее время. Да и недомогание ее, наконец, объяснилось, благодаря прозорливости Джанет.

— И давно это у тебя? — спросила она дочку, когда та за завтраком вдруг побледнела и поднесла салфетку ко рту.

— С самого отъезда из Швеции, — сказала Элизабет.

— А все остальное в норме?

— Что — все? Ой, мама, я и забыла! Господи, вот дурочка!

— Когда должно было быть? — деловито осведомилась Джанет.

— Задержка две недели. Ну да, конечно. Я еще переживала, что все эти неприятности случатся как раз на пароходе, а потом совершенно забыла о них. И обо всем вообще.

— Завтра же пойдем к доктору Соммерсу, — непререкаемым тоном заявила Джанет. — Он быстро разберется, что с тобой такое происходит. Да собственно и так понятно. Ты можешь примерно назвать день зачатия?

Элизабет залилась краской, словно юная девица.

— Видишь ли, мама… мы… в общем, почти каждую ночь. Я не знаю точной даты, даже представить себе не могу.

Но она представляла себе очень хорошо: в одно из тех трех свиданий на квартире у Биргит. Она зачала во время одного из этих свиданий и, скорее всего, прямо во время первого. Что ж, значит еще одну сбывшуюся мечту подарила ей Швеция: у нее будет ребенок. Хотя бы один…

Когда на следующий день доктор подтвердил факт беременности и назвал примерный срок, Элизабет поняла, что не ошиблась. Теперь она носила под сердцем вполне материальное доказательство своей молниеносной, страстной и прекрасной любви, а Джек, наконец, станет отцом. Потом, возможно, у нее будут еще дети, но этот малыш (почему-то она была стопроцентно уверена в том, что родится именно сын), этот малыш будет ее главной драгоценностью.

Через полтора месяца они вернулись в Стокгольм. Элизабет немного нервничала, боясь, что старые воспоминания заставят ее волноваться, но, по-видимому, будущее материнство подействовало на нее самым благотворным образом. К тому же, хотя она была всего на четвертом месяце, живот был уже очень заметен, и ее шведские друзья тут же начали готовиться к тому, что их американская подруга родит настоящего богатыря. А уж Джек просто раздувался от гордости и не знал, как угодить своей обожаемой жене.

Элизабет позволила себе только одну легкомысленную вещь: съездила в магазинчик при советском посольстве под официальным предлогом того, что ей безумно захотелось русской икры. За прилавком стояла совершенно незнакомая ей женщина, очень милая и любезная, неплохо владеющая английским языком.

— Давно вы здесь? — мимоходом поинтересовалась Элизабет.

— Месяца два, наверное, — ответила продавщица. — А вы тут не первый раз? Так уверенно разбираетесь в нашем ассортименте.

— Да, я бывала здесь весной, пока мы с мужем не уехали в отпуск. Тогда здесь была… Тамара, кажется? У вас, русских, такие сложные имена.

— Да, Тамара. Они два месяца тому назад уехали: кончился срок контракта.

— Они?

— Ах, ну вы же не знаете! Тамара была здесь с мужем, Григорием, он занимался всеми техническими вопросами в посольстве. Теперь этим занимается мой муж. Жаль, что контракт действует только три года: слишком много желающих…

— Да, в Стокгольме прекрасно, — равнодушно отозвалась Элизабет. — Значит мне, пожалуйста, баночку икры и туесок вашего замечательного меда. Ах, да! Еще бутылку водки: мой муж от нее без ума.

Элизабет расплатилась, попрощалась и, не спеша, пошла домой пешком: врачи рекомендовали ей как можно больше времени проводить на свежем воздухе. Значит, Грегори уехал, причем, кажется, их безумная авантюра осталась незамеченной. Что ж, значит повезло. Вряд ли они когда-нибудь встретятся: она знает только его имя и то, что его семья живет в Москве. А туда ей ехать незачем, да и некогда: меньше, чем через полгода она станет матерью, и у нее появятся совсем другие заботы. Не до туризма.

И все-таки она позволила себе на минуту расслабиться и вспомнить глаза Грегори. Эти темно-карие глаза, в которых точно плясали золотистые искорки. Джек, конечно, тоже очень интересный, даже красивый мужчина, тоже темноглазый брюнет, но…

Но Элизабет начала смутно догадываться о том, чем американские мужчины отличаются от русских: отношением к духовной жизни. Для русских духовность всегда была на первом месте, а большинство американцев, кажется, даже не представляют себе, что это такое, поскольку прекрасно обходятся сугубо материальными благами жизни.

Джек окружал Элизабет самым нежным вниманием и, если бы она позволила, комната, предназначенная для детской, была бы уже полностью обставлена, а все необходимые вещи приобретены. Но ее останавливало какое-то суеверное беспокойства: она не забыла печального случая с первой беременностью и не хотела рисковать. Тем более, что когда Джанет узнала о том, что она будет бабушкой, у нее спонтанно вырвалось:

— Я так и знала, что врачи все преувеличивают! Ведь тогда мне сказали, что ты, скорее всего, больше не сможешь иметь детей.

— Почему ты не ничего не рассказала? — удивилась Элизабет.

— Потому, девочка моя, что прожила жизнь и видела на своем веку немало медицинских ошибок, и смешных, и не очень. И мне не хотелось, чтобы ты зацикливалась на этой мысли, ты ведь так молода…