Мой дом там, где любимый - Марта Шилдз Страница 15

— Я думаю… Я думаю, что хочу, чтобы ты сбавил скорость.

Хэнк поехал медленнее. Можно и не спешить, у них в запасе весь день. Хотя при такой скорости дорога до Ривертона займет два часа. Это означает четыре часа в одной кабине с женщиной, которая готова в любую минуту откусить ему голову.

Пытаясь разрядить возникшее напряжение, он решил поддержать беседу. Ему было любопытно, как южанка вдруг оказалась в Вайоминге, и он начал с этого вопроса.

— Значит, ты из Алабамы. А откуда именно?

Он чувствовал на себе ее взгляд, но не отводил глаз от дороги.

— Из маленького городка на юго-востоке, который называется Ла-Нет. Думаю, он не больше Дубойса. Ты знаешь, сколько человек живет в Дубойсе?

— По данным последней переписи, около девяти сотен. Но город постоянно растет. Люди приезжают отовсюду… — Хэнк остановился, поняв, что она незаметно перевела разговор со своей персоны на его. Он уже замечал эту особенность. Она делает это специально? Он решил продолжить атаку и вновь спросил: — Этот Ла-Нет такой же маленький? Ты родилась там?

— Родилась и выросла. А ты? Где ты родился, если в Дубойсе нет больницы? В Ривертоне?

— Нет, я родился в этом доме.

— На ранчо? Твоя мать не доверяла больницам?

— Нет, что ты, просто она не могла попасть туда. Была сильная метель, и все завалило снегом. Дорогу в Дубойс перекрыли сугробы в четыре фута высотой.

— И она рожала одна?

Он искоса взглянул на нее. Она снова увела разговор, но сейчас, похоже, искренне интересуется его ответом.

— Нет, отец принимал роды.

— Ты шутишь!

— Ничуть. Многие отцы на ранчо сами принимают хотя бы одного из своих детей. У них обычно достаточно опыта, потому что приходится часто принимать телят и жеребят, так что они знают… эту сторону жизни.

— А вдруг осложнения? — в ужасе спросила она.

Он пожал плечами.

— К счастью, не было — ни со мной, ни с Клэр. Но папа отвез маму в больницу, как только можно было проехать, то есть на следующий день.

— Клэр тоже родилась во время вьюги?

— Нет. У мамы начались схватки утром, когда мы с папой уехали на пастбище. Трэвис находился дома, но ему было только пять. Когда мы с папой вернулись домой, Клэр уже приготовилась появиться на свет. Думаю, прошло минут десять после того, как мы вернулись.

Алекс медленно покачала головой.

— Потрясающе. Твоя мать, наверное, была очень сильной женщиной.

Хэнк задумался. Он всегда считал свою мать маленькой и хрупкой. Но сейчас понял, что она просто казалась маленькой, потому что рядом был его отец. Он обращался с ней как с нежным цветком, и Хэнк тоже. Но она, несомненно, была сильной — и не только физически. Она терпела его отца все эти годы. Его тоже.

— Да, пожалуй, ты права.

— Представляю, как тебе было трудно, когда родители умерли.

— Ты знаешь, что произошло?

— Ты сказал, они утонули во время наводнения.

Хэнк заговорил, преодолевая внезапно возникшую боль в груди:

— Один из наших быков застрял в овраге на юге владений. Они бросились спасать его. Бык выбрался. Они — нет. Когда лошади вернулись одни, то работники стали их искать. Через несколько часов они нашли маму и папу в полумиле вниз по течению.

Алекс помолчала, потом проговорила:

— Тебя не было дома в тот момент?

Он покачал головой.

— Меня нашли только на следующий день. Я был по дороге из Мескуайта в Эбилин.

— Сейчас ты мучаешься из-за того, что не был там. Особенно из-за матери.

Хэнк изумленно посмотрел на нее.

— Ты угадываешь мысли.

— Нет, но могу понять, что мучает людей. Жизнь научила.

И прежде, чем он успел что-то спросить, она продолжила:

— Жалко, что я не могла познакомиться с твоей матерью.

Хэнк попытался представить мать и Алекс вместе. На удивление, это оказалось очень легко.

— Ты бы ей понравилась.

— Вот как? Почему ты так думаешь?

— Вы очень похожи. Ты много работаешь, быстро схватываешь, умеешь постоять за себя.

— О!

Они некоторое время молчали, потом Хэнк попытался снова перевести разговор на Алекс:

— А как ты родилась? Если Ла-Нет не больше Дубойса, там, наверное, тоже нет больницы.

— Нет, — ответила она. — Но там был врач, который помогал при родах. Он еще работал, когда я уезжала.

— И когда ты уехала?

— Шесть лет назад. Мне было девятнадцать. Когда тебе было девятнадцать, ты уже два года жил сам, не так ли?

Хэнк покачал головой. Узнать что-нибудь об Алекс было не легче, чем затолкать быка в стойло. И она же обвиняет, что он ничего не рассказывает. Пожалуй, придется сначала рассказать немного о себе. Возможно, она тоже расслабится и поведает о своей жизни.

Он поудобнее устроился на сиденье.

Рассказать о себе. Для Хэнка это было довольно тяжело.

— Ты уехал из дома, чтобы быть подальше от отца? — спросила она.

Хэнк потянул ручной тормоз и повернулся лицом к ней.

— Вернее, я сбежал, потому что он выгнал меня. Однажды мы подрались, и когда я вернулся через четыре дня пьяный, он орал так, что стекла дрожали.

— Похоже, ты это заслужил, — заметила Алекс.

Хэнк поскреб подбородок.

— Возможно. Не думаю, что он действительно хотел меня выгнать, но я понимал, что ничего хорошего не выйдет, если я останусь. Меня тогда уже неплохо знали в местных кругах родео, и я решил стать профессионалом. Я бросил школу, приврал насчет возраста и получил членскую карточку ПАКР. — Она непонимающе заморгала, и Хэнк уточнил: — Профессиональной ассоциации ковбоев родео.

— Но разве можно бросить дом, в котором вырос, свою семью?

Ее глаза расширились и смотрели на него мрачно, обвиняюще. Смущенный ее явной болью, он понизил голос.

— Я думаю, многие так поступают, Алекс. Ты ведь уехала?

Она покачала головой, и солнечный луч, пробившийся сквозь заднее стекло, заиграл в ее распущенных волосах.

Ему безумно захотелось зарыться в этот каштановый шелк.

— Я это сделала не по своей воле. Я… — Она отвернулась, и ей в глаза бросился дорожный знак. — Мы остановились.

— Минут пять назад.

— Да, я и не заметила.

Он усмехнулся.

— Правда?

— Прости мое любопытство, но я…

— Не извиняйся. Итак, почему же это случилось?