Предать - значит любить - Светлана Лубенец Страница 15

Несколько огорчали Константин и Елена Матвеевна. Костя бросал на Катю двусмысленные липкие взгляды, она всегда старалась проскользнуть мимо него. Елена Матвеевна, напротив, не выказывала к невестке никакого интереса. После того как она помогла Кате выбрать свадебный наряд и пару раз чмокнула в щеку на торжестве, она почти не замечала девушку. Нет, она, конечно, здоровалась с ней и даже спрашивала: «Как дела?» – но Катя чувствовала, что ее дела Елену Матвеевну не интересуют. Поначалу она пыталась честно и подробно рассказывать, как они с Герой поживают, а потом научилась на равнодушный дежурный вопрос так же дежурно буркать: «Нормально» – и продолжать заниматься своим делом. Надо сказать, что дел по дому у нее было немного. Всем хозяйством заведовала Дуся и не допускала Катю ни к кухне, ни к стирке, ни к уборке. Она, большая и грузная, успевала везде и очень сердилась, если девушке вдруг взбредало в голову простирнуть Герины рубашки или приготовить утренний омлет.

Вынужденным бездельем Катя не тяготилась, потому что шесть дней была допоздна занята на работе: последних детей забирали домой из ее группы детского сада в седьмом часу вечера. А пока она добиралась до дома Кривицких, который находился далеко от центра города, подходила пора ужинать, а там уж и до сна было рукой подать. По воскресеньям Катя с Герой ездили гулять в городской парк, где когда-то познакомились, ходили в кино, в театр, в гости, принимали гостей у себя. В общем, жилось молодой жене Германа Кривицкого сытно и весело.

Когда уехал в Москву на учебу Константин, Катя наконец почувствовала себя в доме мужа совершенно свободной. Тому, что Елена Матвеевна ею не интересовалась, Катя даже радовалась: не надо было проводить время в компании свекрови и придумывать, о чем с ней поговорить.

Веселая и счастливая жизнь мужней жены Катерины Кривицкой продолжалась до того момента, пока не стало ясно, что она беременна. Однажды утром она не смогла не только съесть с любовью приготовленный Дусей завтрак, но даже не вынесла запаха свежесмолотого кофе.

– Катя, а ты не беременна? – с неудовольствием спросила свекровь, когда бледно-зеленая невестка вернулась к столу после того, как ее вырвало в туалете отвратительной горькой слизью.

– Я... я не знаю... – пролепетала Катя.

– Тут и знать нечего! Беременна! – заключила Елена Матвеевна. – Виталий, завтра же отведи ее к Пинкензону!

– К кому? – ужаснулась Катя.

Старший Кривицкий расхохотался, а потом с доброй улыбкой посмотрел на невестку и объяснил:

– Пинкензон Арон Маркович – замечательный гинеколог!

– Мужчина?!! – еще больше ужаснулась Катя.

– Мужчины – самые хорошие гинекологи!

– Почему?!

– Возможно, потому, что сами никогда не испытывали ничего подобного и не могут отмахнуться от пациентки, как доктор-женщина: мол, все мы через это прошли и не умерли. Сочувствия в мужчинах больше.

Кате не хотелось идти на прием к мужчине, даже и сочувствующему, а потому она жалко пропищала самый убийственный аргумент против посещения врача:

– Но я не могу завтра... Я работаю...

– Какая может быть работа с таким токсикозом, – без всякого вопроса в голосе заявил Виталий Эдуардович.

Катя хотела сказать, что очень даже может, что ей уже гораздо лучше, но тут ее опять замутило, и она вынуждена была срочно бежать в туалет. Позавтракать в тот день ей так и не пришлось. Единственным утешением тем тяжелым утром было то, что Гера очень обрадовался ее беременности.

– Катюшка! Неужели у нас будет ребенок?! – с восхищением сказал он, когда они из зала возвратились в свою комнату.

– Откуда мне знать, Гера... – ответила порядком струхнувшая и все еще очень бледная Катя.

– Ну... раз мама говорит... Она же знает признаки...

– Возможно, но я совсем не хочу идти к гинекологу-мужчине!

– Брось, Кать! Это ж для дела!

– И что, тебя совсем не смущает, что какой-то мужчина будет... ну ты понимаешь...

Герман подхватил жену на руки и закружил по комнате, приговаривая:

– Я все перетерплю, Катька, потому что безумно люблю тебя... и нашего ребенка!

– Но его же еще нет! – счастливо рассмеялась Катя. – Во мне, наверное, сидит пока какой-нибудь головастик!

– Ну и что?! Я очень люблю головастиков!!!

* * *

На работе Катя с испугом заметила, что дети, которых она так любила, вдруг стали ее раздражать. Они слишком шумели, их крики и визг сверлили ей лоб, болезненно отдавались где-то в затылке. Когда, на минутку отвлекшись от игры, ребятишки по привычке подходили, чтобы обнять любимую воспитательницу, Катя с ужасом поняла, что они все ужасающе пахнут. Кто-то чересчур сладко и приторно сдобно, другой – кисло, третий – плохо постиранным бельишком, четвертый – витаминами, которые, видимо, давали утром родители. Детсадовский завтрак, состоявший из пшенной каши и какао с булкой, Катя проглотила с трудом. Она вынуждена была себя заставить это съесть, потому что чувствовала – силы ее покидают. К тихому часу она так измучилась, что пошла к заведующей и отпросилась на завтрашнее утро к врачу. Анна Николаевна сразу все поняла и препятствий не чинила. А Катя уже готова была показаться не только гинекологу-мужчине, а самому страшному чудищу, только бы ее избавили от непроходящей тошноты и наступавших отовсюду резких запахов.

Гинеколог беременность подтвердил, но от токсикоза не избавил. Знаменитый Пинкензон, оказавшийся добродушным розовощеким толстяком, прописал какие-то пилюли, но они помогали только на пару часов, потом острые запахи наваливались на бедную Катю с новой тошнотворной силой. Ее выворачивало желчью. Она похудела, пожелтела, работу действительно пришлось оставить. Когда Катя десять раз пожалела, что забеременела, и мечтала чуть ли не об аборте, токсикоз вдруг отступил. Почти совсем, лишь иногда давал о себе знать легкой тошнотой. Она была на четвертом месяце, животик округлился только самую чуточку, и молодая женщина вдруг оказалась свободной и предоставленной самой себе. Привыкшая к активной, деятельной жизни Катя тоскливо слонялась по большой квартире. Иногда сидела в кухне с Дусей и болтала о всякой ерунде, пока та колдовала над обедом. Но однажды вдруг почувствовала, что мешает ей, путается под руками. Из кухни пришлось убраться. Она попыталась переместиться к Славочке, которая сначала достаточно любезно ее приняла и даже проговорила с ней часа два о том о сем. На четвертом посещении мужниной сестры Катя поняла, что ей ужасно скучно с умной, начитанной интеллектуалкой Славочкой. Она, Катя, знала другую, настоящую, не книжную жизнь и очень скучала по ней, по своим подругам, по детсадовским ребятишкам. Она пыталась успокоить себя тем, что скоро у нее появится собственный ребенок, который поглотит все ее свободное время без остатка. Катя этого очень хотела и ждала ребенка как избавления от вынужденного безделья. Никаких других чувств к тому, кто поселился в ее животе, она пока не испытывала.