Дневник первой любви - Светлана Лубенец Страница 15

– Все очень просто! – Чувствовалось, что парень очень доволен собой и всеобщей реакцией на свои способности. – Объясняю. Первый вопрос был про костюмы для карнавала. Так?

– Так! – отозвалась Ольга.

– Ну, вот! Я знаю, что костюмы сегодня выдали только левому крылу второго этажа. Таким образом, раз у тебя нет костюма, значит, ты живешь в правой стороне. Там три девчачьих комнаты. Так?

– Так! – опять подтвердила Королева.

– Дальше я спросил про игру в «Миллионера». Сегодня девчонки из двадцать пятой комнаты упросили, чтобы им всем дали сыграть. Им дали. Раз ты не играла, значит, двадцать пятый номер я сразу исключил. Осталось две комнаты, а в них шесть девушек. Я спросил, выходят ли окна вашей комнаты на беседку.

– Не выходят.

– Вот именно! Значит, ты из двадцать второго номера. Потому что только из него не видно беседки. Ну а дальше уже совсем просто. У тебя…

– Погоди-погоди, – прошептала Ольга. – Я все поняла. Из нашей комнаты только у меня длинные волосы. А ты как раз спросил, не стрижка ли у меня.

– Точно! Именно так я и догадался, что ты Ольга Королева.

– Ну вообще! Ты гигант! – восхитилась Ольга. – Но все-таки интересно, а что бы ты спросил, если бы у нас у всех были длинные волосы или у всех – короткие?

– Не знаю… Придумал бы что-нибудь другое.

– Например?

– Например, спросил бы, вызывали ли тебя вчера вечером к телефону к воспитателям в номер?

– А я ответила бы, что вызывали. Но вызывали еще и Таню Звереву, а у тебя это последний вопрос. Как бы ты меня вычислил?

– Очень просто! Я точно знаю, что Звереву никто сюда не приглашал, так что все равно угадал бы, что ты – Ольга.

– Да-а-а, здорово! – согласилась Королева. – Я так, пожалуй, не смогу… Ума не хватит все просчитать…

– Тут все дело в тренировке. Я уже третий год играю в эту игру. Кто следующий желает попробовать? – спросил парень.

Я думала, что себя захочет проверить Королева. Но она смущенно покачала головой, продолжая утверждать, что не сможет выбрать из всех возможных самые главные четыре вопроса.

– Давайте я попробую, – вызвалась девушка в толстом красном свитере с воротником, натянутым на голову, вроде капюшона.

Я вся напряглась. Не только потому, что это была Рита из нашей комнаты, но еще и потому, что она сидела по-турецки рядом с тем, кого я считала Игорем Александровым.

– Я не пойду про проторенному пути, – сказала она, – и не буду спрашивать про костюмы к карнавалу. Я спрошу про другое, что сразу здорово сократит количество возможных вариантов. Скажи, пожалуйста, ты являешься тем, кто приглашал сюда гостей?

– Да, – ответил молодой человек и, обернувшись к приятелю, с неудовольствием заметил: – Неужели за три года вы не догадались, что этот вопрос должен быть запрещен?

– Догадались, – ответил тот. – Только сегодня у меня почему-то совершенно вылетело из головы предупредить вас.

– Ты приехал в лагерь со своей одноклассницей? – продолжала Рита, не обращая внимания на перепалку молодых людей.

– Да, – вынужден был ответить он.

Только у Игоря была в лагере одноклассница, то есть я, все это знали. Рита могла сразу назвать фамилию Игоря, но не сделала этого. У нее оставалось еще два вопроса, которые она имела право задать, и, похоже, она хотела ими воспользоваться.

– Скажи, пожалуйста, это ты на сегодняшней дискотеке больше, чем с другими, танцевал с Маргаритой из двадцать девятого номера?

– Я не считал… – растерянно ответил Игорь.

– Штрафное очко! – возвестил лагерный старожил. – Ты имеешь право отвечать только «да» или «нет». Девушка, которая тебя спрашивает, получает право на пятый вопрос.

– А если он ей не понадобится? – спросил Игорь, понимая, что его инкогнито уже будет раскрыто.

– Она сможет его использовать, задавая вопросы другому человеку, то есть вместо четырех уже сможет задать целых пять вопросов.

– Так все-таки «да» или «нет»? – продолжала настаивать Рита.

– Ну… да, – как мне показалось, не очень охотно ответил Игорь.

Все понимали, что дальше ничего спрашивать уже не нужно, но у Риты были другие планы.

– Скажи, пожалуйста, тебе нравится Маргарита из двадцать девятого номера?

Я замерла, сразу покрывшись липким потом. Стало понятно, что Ритка, как и я, давно вычислила Игоря и задавала ненужные вопросы только ради одного этого, последнего.

– Ты имеешь право отвечать только «да» или «нет», – напомнила ему она.

Игорь помолчал. Потом, как мне показалось, бросил быстрый взгляд на Зою в моей кепке и ответил:

– Да…

– Ты – Игорь Александров, – провозгласила Рита. – А у меня остается еще один вопрос, который я имею право использовать.

Игорь с расстроенным видом опустил воротник своего не менее толстого свитера и снял глубоко натянутую бейсболку.

– Больше таких вопросов парням не задавать! – сказал старожил.

– Про то, кто кому нравится? – спросила уже рассекреченная Ольга Королева.

– Нет, это как хотите. Нельзя спрашивать, живет ли парень в номере под лестницей рядом с каморкой, потому что их осталось всего двое, и угадать, кто есть кто, – легче легкого.

Я уже ничего не хотела отгадывать. Штора на моем лице постепенно набухала от слез. Я не смогла бы никому задать ни одного вопроса и ни на один ответить. Самый главный для меня вопрос уже прозвучал. И ответ на него был положительный. Мне надо было как-то по-тихому уйти. Как же это сделать?

Когда все сгрудились возле следующей пары, которая начала мучить друг друга вопросами-ответами, я потихонечку отползла к двери. На мое счастье, она оказалась не заперта, хотя ключ торчал в дверях. Мне казалось, что я выскользнула незамеченной. В комнатке в тот момент было довольно темно, потому что свечки, стоящие в ее центре, уже почти догорели. Все присутствующие, увлеченные игрой, в мою сторону и не думали смотреть.

Я плохо помню, как проделала обратный путь к собственному номеру. Я шла, уже не опасаясь скрипа деревянных ступенек под ногами, и не думала ни о каких привидениях. Теперь все это уже не имело значения. Я жила в лагере надеждой на то, что найду в себе силы признаться Игорю в своих чувствах, и тогда наступит особенное время. Я не знала, в чем оно будет особенным. Может быть, тем, что меня перестанут раздражать родители? Может быть, они тоже найдут во мне что-нибудь хорошее и снова полюбят? Может быть, я иначе взгляну на жизнь вообще? Может быть, все изменит свои краски, и первый снег, который вот-вот должен выпасть, будет ярко-оранжевым? Все подумают, что это какая-нибудь экологическая диверсия, а на самом деле после моего признания просто изменился бы мир.