Дневник романтической дурочки - Любовь Шапиро Страница 15

— Понятно, — кивнула я.

Вряд ли философские рассуждения Руфины могли тогда затронуть мой молодой незрелый ум. Мне просто очень нравилось созерцать все эти странные превращения.

— Надо идти, это мой последний выход. Хочется произвести должное впечатление. Как ты считаешь, у меня получится?

— Конечно. А почему последний?

— Вырастешь — поймешь. Там много народу?

— Когда я поднималась, было немного, но, судя по шуму, сейчас уже все собрались.

— Ну пошли.

Руфа еще раз очень внимательно осмотрела себя, поцеловала медальон и с правой нога, высоко подняв голову, ступила за дверь.

На веранде, тесно прижавшись друг к другу, стояли соседи. Как только хозяйка появилась на верхней ступеньке лестницы, все смолкли и грустно воззрились на нее.

— Зачем они делают лица, они же совершенно ничего не чувствуют, — занервничала Руфа.

— Зря вы так, — шепнула я, — они к вам уважительно относятся.

— Еще бы! — продолжала ворчать актриса. — Если бы не я, их бы давно всех выселили отсюда. Я тебе когда-нибудь расскажу.

Выдержав паузу, мы наконец спустились с лестницы. Руфа попала в свою стихию, а я влилась в толпу.

Только позже, гораздо позже, я поняла, что несмотря на скорбное событие, для Примадонны главное — быть в центре внимания. Тогда так и произошло.

Впервые мне захотелось поскорее уйти из этого дома, и я стала думать, как бы сделать это потактичнее.

— Дверь слева от тебя, — раздалось у меня над ухом.

— Я знаю, — покраснев, сказала я. — А зачем ты мне это говоришь? Я никуда не собираюсь, просто очень душно.

— Это правда, пойдем в сад.

Данила взял меня за плечи и, резко развернув, подтолкнул к двери.

— Как же ты покинул бабушку?

— Сейчас ей никто не нужен, и лучше не мешать ее триумфу.

— Вы странные какие-то. Такое трагическое событие, а ты, да и Руфа, говорите об этом, как о представлении.

— Это так и есть. Пока бабушка ощущает себя в центре внимания, она будет держаться. Профессиональное качество. Сейчас самое главное, чтобы она все время была на людях.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Я же не член вашей семьи, да и уезжаю скоро. Кроме того, меня очень удивляет, что ты все время говоришь о Руфе, а не о преступлении, которое было совершено. Разве не это самое важное?

— Не лицемерь, ты здесь при чем? Вряд ли тебя очень волнует смерть Ларика. Единственное, что ты можешь сделать, — поддержать Руфину. Это и есть главное. Так уж получилось, что она к тебе привязалась, а в преступлении и без тебя разберутся.

Я вся кипела и раскраснелась от праведного гнева. Мне были неприятны слова, которые произносил Данила, но еще меньше мне понравилось выражение его лица.

— А что же вы все? Вы же ее семья!

— Странная ты девочка, Лера. Я думал, ты умнее, тоньше, а ты, как все. Дальше своего короткого носа ничего не видишь.

Он резко повернулся и ушел в глубь сада. От обиды и непонимания я растерялась и не знала, что делать дальше, — то ли вернуться в дом, то ли убежать. Пока я «переваривала» наш разговор, на крыльце хлопнула дверь.

— Что ты здесь делаешь?

— Стою. Ты тоже хочешь меня пристыдить? — налетела я на Митю.

— Тебя обидели?

— Вы заняты только собой! — продолжала я.

— Я, по-моему, ни слова тебе не успел сказать. Все с ума посходили, и ты туда же. Успокойся и объясни, что происходит.

— Твой брат требует, чтобы я взяла всю ответственность за Руфино настроение на себя.

— И что? Она действительно тебя любит. Да и нам было бы спокойней, мы же все заняты. Лерочка, Данила прав, лучше тебя этого никто не сделает.

Ласковый вкрадчивый голос Мити буквально поднял меня над землей, мне захотелось облагодетельствовать все человечество целиком, и незамедлительно. Окрыленная возложенной на меня высокой миссией, я улетела восвояси, чтобы с утра приступить к своим обязанностям.

Дальше события развивались весьма стремительно. Странный вечер памяти, проведенный спонтанно и до похорон, закрыл тему убийства во всем актерском поселке. Следователи еще приходили раза два к Руфе и о чем-то тихо выспрашивали ее. Она в ответ требовала выдать тело, чтобы, наконец, предать его земле. Представители власти что-то уклончиво мямлили, и эти препирательства ни к чему не приводили. Наконец на исходе недели удрученный следователь, который вел это дело, появился у калитки и милостиво разрешил совершить обряд захоронения. На вопрос Руфины о результатах следствия был дан странный ответ, что Илларион Валентинович не убит, а ликвидирован и что он, следователь, подробностей не знает, так как дело передано в компетентные органы. Разбушевавшуюся Руфу утихомиривали всей семьей. Боязнь навлечь на себя неприятности всех сплотила. Я честно приходила каждый день и исполняла данный мной обет. Осенняя сникшая природа выпроваживала нас в родные пенаты. А мы и не сопротивлялись. Как-то сразу стало нечего делать. На обсуждение событий последних дней было наложено табу. Руфа ушла в себя и на все выплески своей менее сдержанной сестры «А помнишь?» отвечала: «Не помню». Остальным и в голову не приходило задевать больную тему. Мне очень хотелось продолжить наши занятные беседы со старой актрисой, но пока это было невозможно. Митя и Данила все время уезжали в город, Анна Николаевна, как нимфа, порхала по паркету дальних комнат, а Владимир Анатольевич вообще перестал приезжать на дачу, ссылаясь на срочную работу. Тоскливо подсчитывая свои потери, принесенные смертью Ларика, я оберегала Руфинину дремоту. «Скоро вечер, и опять надо плестись домой. До отъезда осталось два дня, возможно, когда-нибудь я позвоню Руфе и она разрешит мне прийти к ней в гости, а там случайно окажется Митя. А еще можно будет «случайно» встретить его у консерватории…» Мечтая о возможных встречах и разговорах с предметом моего обожания, я вышла на крыльцо и увидела, что там стоит Маша, у которой мы покупали молоко.

— Где хозяева? — пристально вглядываясь в сумеречную террасу, спросила она.

— А вы кого ищете?

— Кого-нибудь. Так где они?

— Сейчас посмотрю, у вас что-нибудь срочное?

— Ты иди, я сама разберусь.

На веранде в кресле посапывала Руфа, Эва раскладывала пасьянс. Она теперь часто приходила к сестре. Я топталась на месте, не зная, стоит ли будить хозяйку ради прихода молочницы, но больше никого не было дома. Пока я стояла в раздумье, Маша поднялась на террасу, громко и отчетливо произнесла: «Здрасьте».

Подпрыгнувшая от неожиданности Эва и разбуженная Руфа одновременно привстали со своих кресел.

— Машенька, что так поздно сегодня? — не очень понимая, какой день и который час, осведомилась хозяйка дачи.