Не бойся, малышка - Ирина Тарасова Страница 15

Вокруг зашумели, задвигали стульями. Деятели сетевого маркетинга стали покидать бар.

Таня подняла голову, провожая их взглядом. Ей вдруг захотелось очутиться вместе с ними, почувствовать себя частью этого большого коллектива, но в то же время она инстинктивно понимала, что не сможет стать такой, как они.

— Пошли разносчики гербалайфа, — проворчал Максим.

— Вроде они пищевыми добавками торгуют. Я заметила значок…

— Если хочешь похудеть — надо хулахуп вертеть, — усмехнулся Максим.

— Нет, «здоровая пища — путь к счастью» или вроде того.

— Ага. Чего только люди не выдумают, чтобы разжижить себе мозги. А все чтоб сбежать от одиночества.

— Да… — грустно кивнула Таня.

— Ну что, едешь? — напомнил о своем предложении Максим.

— Куда?

— Куда скажешь.

Таня раскрыла сумочку, пошарила внутри, достала телефон, набрала номер.

— Мам, ты как? — спросила она, глядя на стекло аквариума. — Что? Что?!

Она нажала на кнопку отбоя.

— Пьяная опять.

Таня подняла глаза, и Максим увидел в них такое отчаяние и мольбу о помощи, что у него защемило сердце. Он вспомнил, как сам, мальчишкой лет десяти, вернулся на каникулы домой и долго стучал в закрытую дверь, из-за которой доносились громкая музыка и еще более громкий смех. Когда же наконец дверь отворилась и его мать вышла в длинной шубе поверх сияющего блестками платья в обнимку с мужчиной, одетым в пальто с каракулевым воротником, то не удостоила сына даже взгляда. Сделав вид, что не заметила его, она отвернулась, правда, оставила дверь незапертой. Вернулась она только через два дня, усталая, раздраженная, пахнущая сигаретным дымом и духами «Красная Москва».

— Твоя мать курит? — зачем-то спросил он.

— Как паровоз.

— Моя тоже курила, пока не испугалась. Сосед умер от рака легких.

— Мою не испугаешь, она курит, наверное, с рождения. По крайней мере, с моего точно.

— Значит, с рождения дым глотаешь?

— Нет, меня прабабушка растила. До четырнадцати лет. Я тогда как сыр в масле каталась.

— А сейчас, как я понимаю, ни сыра, ни масла.

Тане показалось, что он смеется над ней.

— А вам-то что за дело? — вскрикнула она.

— Если честно, мне все равно, — спокойно ответил он. — Ты наелась?

— Да, — мгновенно остывая, ответила она. — Куда сейчас?

— Мне надо за договором, а потом — домой, — ответил он. — Иди заплати, ведь вижу, что тебе уйти не терпится, — сказал Максим, вынимая из кожаного портмоне пятисотрублевую купюру.

Таня взяла деньги и пошла к стойке.

— Ну что, дал? — спросил парень, обратив к ней свое серьезное лицо.

— Что? — не поняла вопроса Таня.

— Да деньги, что еще? Ты же для этого папашу звала?

— Ах да… — вспомнила свое недавнее вранье Таня. — Дал. Сколько с нас?

— Кофе, коньяк, салат, жюльен… Двести восемьдесят.

Таня протянула ему купюру.

— Двести двадцать сдачи, — отсчитал бармен.

— Ага, — кивнула Таня и взяла деньги. — Спасибо.

— На здоровье, — усмехнулся парень. — Папашка-то у тебя ничего вроде, щедрый.

— Ага, — снова кивнула Таня и, сложив купюры пополам, отошла от стойки. — Вот сдача. — Таня положила деньги перед Максимом. — Пойдем.

— Давай еще чуточку посидим, — сказал Максим. — Все же что-то мне не по себе.

— Если хотите, я машину могу повести.

— Ух ты, — усмехнулся Максим. — Машина — не санки.

— Я «Волгу» хорошо знаю, меня последний сожитель матери научил, — спокойно ответила Таня.

— А не врешь? — спросил Максим.

— Он — гаишник, давал рулить арестованными машинами. Говорит, у меня — талант, умею машину чувствовать.

— Да, машина — как женщина, ее тоже любить надо. Только машину можно понять, а женщину — никогда.

— Странно вы говорите… А если я с вами поеду, то в каком качестве? — спросила она.

Максим помолчал, вытер платком испарину. «Что я этой девочке предложить могу? Для постели она, наверное, все же слишком невинна», — подумал он, а вслух сказал:

— У меня трехкомнатная. Живу в одной, в других — бардак. Надо бы прибраться, мебель новую купить, уют там навести. Вот и поможешь мне. С работы приду — ужин приготовишь.

— И все? — настороженно спросила Таня.

— А ты думаешь, я в постель тебя потащу? — хмыкнул он и увидел, как ее лицо мгновенно напряглось. — Ты же мне в дочери годишься! Честно скажу — жалко мне тебя. Меня мать тоже не больно любила, знаю, как это тяжело… Кстати, а ты не сможешь за договором зайти? Не хочется мне в таком виде людям показываться.

Не дожидаясь ответа, Максим вынул из кармана трубку мобильного телефона.

— Жанна Борисовна? Да-да, Максим Юрьевич. Петр Лаврентьевич у себя? Проект договора готов? Хорошо… У меня здесь небольшие проблемы. Я свою секретаршу к вам пошлю. Когда согласую с юристом, если все нормально — генеральный подпишет, я перешлю. Значит, лады?

Максим кивнул невидимому собеседнику и отключил телефон.

— Заберешь бумаги, потом поедем. Погостишь у меня какое-то время. Там сама решишь, что делать. Иногда, знаешь, надо чуть отъехать, чтоб ситуация прояснилась. Это как у дальнозорких — чем дальше, тем лучше видно.

— «Лицом к лицу — лица не увидать», — прошептала Таня, глядя на свое отражение в стекле аквариума.

— Что? — переспросил он. — Не разобрал.

— Так, стихи вспомнила, — ответила она.

— Ты романтик, — серьезно сказал он. — И красивая девушка, у которой все впереди.

— Все ли? — покачала головой Таня.

— По крайней мере, много хорошего, если у тебя, конечно, смелости хватит. Нужно всегда делать то, что можно сделать, иначе за тебя это сделает кто-то другой.

— Я согласна, — остановила его Таня. — Только домой заедем. Документы возьму, одежду.

Максим пристально посмотрел на нее. В ее лице читалась решительность.

— Сначала — договор.

— Слушаюсь! — ответила она и улыбнулась.

Таня прошла мимо охранника, кивнув ему и небрежно бросив: «К Жанне Борисовне» (так научил ее Максим). Когда она, пройдя по коридору, оклеенному белыми обоями «под покраску», вошла в приемную, женщина, сидящая за столом, что-то сосредоточенно набирала на клавиатуре, изредка посматривая на экран.

— Присядьте, — сказала она и махнула в сторону, где рядом с набирающей цвет бегонией стоял стул.