Все только начинается - Анастасия Доронина Страница 15

— Но я знаю! — возразила я. — Конечно, я не настолько глупа, чтобы думать, будто вы способны вернуть мне вторую молодость, но сейчас пластическая хирургия, я читала об этом, она способна творить чудеса! И изменить человека до неузнаваемости! А сейчас я, вот такая, какая есть, какая сижу перед вами, — сейчас я себя ненавижу! Такую — меня нельзя любить! И не говорите мне дежурных комплиментов, я знаю, что меня нельзя любить, потому что… потому что он бросил меня! В этом нелегко признаваться — если бы вы только знали, как нелегко! Но это так! Вся эта история вдвойне уродлива именно потому, что банальна: меня бросил муж, и я никому не нужна, и если я не найду в себе силы хоть что-нибудь изменить — то больше такой жизни мне не вынести! Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ВЫНОСИТЬ ВСЕГО ЭТОГО — можете вы понять?!!

— Могу, — ответил он коротко.

Встал и, не глядя на меня, снова подошел к окну. Повернулся ко мне спиной — это было бы весьма невежливо, если бы все его медленные движения не говорили о том, что сделал он это ненамеренно.

— Древние мудрецы утверждали, что Господь посылает нам страдания не для того, чтобы нас умертвить, а для того, чтобы дать нам новую жизнь, — негромко сказал он после паузы. И продолжил, все так же не оборачиваясь: — Подчас в это трудно, почти невозможно поверить: неужели за физическими, душевными муками кроются новые перспективы и горизонты совершенно иной жизни, неужели мы еще сможем подняться и начать новое, стремительное восхождение к вершине? Но все лучшее рождается в муках. Если у вас есть дети, то вы наверняка согласитесь с правотой этой истины… И зачастую гораздо чаще, чем вы можете представить, душевная боль и вера в себя идут по жизни рука об руку!..

— Ну да, — сказала я с недоверием, не отрывая взгляда от его спины, — сейчас вы мне скажете: для тех, мол, кто не падает духом, терзания и страдания — это ступень к тому, что вот-вот настанет окончательное счастье, да? Читала. В книжках.

— Окончательного счастья не бывает. В жизни вообще не бывает ничего окончательного. Жизнь — это не роман… Когда десять лет назад посадил жену и сына в самолет — они ехали отдыхать на Байкал, мы с таким трудом достали путевки! — и поцеловал их на прощание, и смотрел, как они шли на посадку и все оглядывались и оглядывались, и смеялись, и махали мне рукой — а потом, стоя у огромного окна аэропорта и еще чувствуя на своей щеке прикосновение головки пятилетнего сына, его мягкие, пахнущие ромашкой волосы, я вдруг увидел — там, в небе, — вспышку, огонь, искры, и черный дым повалил прямо из обломков… Я видел, как самолет развалился на части, еще не успев набрать высоту, и из него падали и падали люди… Я стоял — и смотрел, я ничего не мог сделать, вокруг меня бежали, кричали, рыдали — я только стоял и смотрел… И тогда, в ту же самую минуту, я понял, как вы сейчас, четко и окончательно, что жизнь моя кончена, вот здесь, в этом холодном зале аэропорта, что умер вместе с ними, вместе с женой и сыном… Если бы мне кто сказал тогда, что я смогу это пережить и впереди у меня еще много-много лет, и эти годы будут отнюдь не бессмысленными… Если бы мне кто-нибудь сказал это — я бы, наверное, избил его до полусмерти. Но вот они прошли, эти десять лет. И я живу…

* * *

Оцепенев от ужаса, я не могла оторвать от него взгляда. Теперь Игорь Наумович стоял ко мне лицом. Рассказывая, он смотрел мне прямо в глаза. И голос у него был тихий-тихий.

— И это… — я подняла руку и указала на его белоснежные волосы, — это у вас… из-за того?

— Из-за того. Я поседел за то время, пока смотрел из окна на самолет, в котором заживо горели моя жена и сын.

Жаркий стыд вдруг бросился мне в лицо. И это ему я стала рассказывать о своих несчастьях! Если этим словом вообще можно обозначить то, что со мной произошло! Меня оставил муж, да… Но ведь никто не умер и, самое главное — о господи, как я могла забыть, что это самое главное! — и, самое главное, дети мои здоровы!

— Простите меня… — сказала еле слышно. И опустила голову. Но Шацкий продолжил, как будто не услышал:

— Тогда, десять лет назад, жизнь потеряла для меня всякий смысл… мне хотелось закрыть глаза, просто закрыть глаза — и все. И ничего не делать. Еще немного — и я бы именно так и поступил. Но на пути моем, к счастью, встретился человек, который сказал: не делай этого. Не закрывай глаза, даже если тебя охватывает отчаяние и ужас. Иначе точно рухнешь. Превратишься в обломки того самолета…

Стало так тихо, что было слышно как там, за окном, разбиваются об асфальт крупные дождевые капли. Потом доктор Шацкий отошел от окна, сделал несколько шагов по комнате и сел опять за свой стол.

— В этой клинике я работаю много лет и сделал для себя один непреложный вывод: каждый человек, который ложится под скальпель хирурга, болеет, прежде всего, не телом, а душой. Можно ли вылечить душу скальпелем? За всю свою практику я не припомню, чтобы мне или моим коллегам это удавалось… Поэтому, Танечка, я, конечно, не могу отказать вам в чисто медицинской консультации — но, прежде чем мы начнем примерять к вашему милому лицу новые нос, рот, глаза — вы должны совершенно отчетливо понимать, что никакая пластическая операция не сделает вас счастливой. Не физиопроцедуры нужны вам, Танечка, а лечение ран души… Но в этом я, к сожалению, не смогу вам помочь… Эти раны вы можете вылечить только сами.

— И все-таки! — Я уже чувствовала, что не хочу никакой операции, но все еще цеплялась за эту свою идею из чистого упрямства. А еще… Еще, чтобы немного побыть здесь, в этом кабинете, в обаянии его бархатного голоса… — И все-таки пластические операции делают счастливыми любую женщину! Стоит только посмотреть, какими счастливицами выглядят участницы телешоу, посвященных этой теме, и…

— Танечка, Танечка! — перебил меня Шацкий. — Ну неужели вы до такой степени наивны? Во-первых, все эти программы проплачены хирургическими клиниками. Во-вторых, главная задача такого шоу — показать, как по-настоящему некрасивая женщина может стать королевой бала под названием «Жизнь». По-настоящему некрасивая женщина, понимаете? Таких немного, но они есть — речь идет именно о физических уродствах или внешности, обезображенной в результате какого-либо несчастного случая! Ну и в-третьих, если жизнь научила человека быть несчастным (из-за внешности, внутренней закомплексованности, избыточного веса или по любой другой причине), то даже волшебное превращение из дурнушки в топ-модель не принесет вам счастья. И, кстати, раз уж мы заговорили о телешоу — обратите внимание, что все передачи подобного рода почти никогда не показывают нам «переделанных» людей через год-два-три после операции. Им вполне достаточно кульминации — вчерашняя дурнушка подходит к зеркалу! Эти секунды стоят многих часов, это невероятная энергетика счастья. Что будет потом, никого уже не волнует. А ведь внутри прекрасного лебедя остался прежний гадкий утенок… И если не научиться быть счастливой — этот гадкий утенок очень быстро вернется и убьет прекрасного лебедя.

А если вы хотите стать действительно прекрасным лебедем, то начинать надо изнутри. Вот и все, что я могу сказать вам по этому поводу, Танечка…

— Но зачем вы все это мне говорите? — спросила я, потому что это действительно не укладывалось у меня в голове. — Ведь это же не входит в ваши обязанности? Даже наоборот! Если я что-нибудь понимаю в том, как современные клиники ведут дела, вы должны всячески поддерживать в пациентах их намерение воспользоваться услугами ваших хирургов!