Опасная штучка - Белла Фрэнсис Страница 15

– Ну и как? Лучше?

Она поставила бокал и взмахнула ресницами. Майкл сидел там, как король на троне; глядя на нее с улыбкой, он поднес бокал ко рту, ожидая ее ответа.

– Вполне сносное. И да, лучше, чем секс. Намного.

На этот раз он откинул голову и расхохотался. И она тоже не сдержалась и засмеялась.

– Ты должна предупреждать о своем вреде для здоровья окружающих – эмоциональном вреде. Да помогут небеса тому мужчине, который недостаточно самоуверен с тобой. Ты же его просто уничтожишь.

В этом что-то было, полагала Тара. Возможно, гены – проявившиеся пусть и через поколение. А может, это многолетний опыт и осознание, что лучше показывать силу, а не слабость? На любом фронте. Атака – лучшая защита.

– Да.

– Но я в безопасности и знаю, что ты лжешь сквозь милые неровные зубы.

– Неужели?

– Ты сама знаешь, что это так. Ты прекрасно помнишь, какой оргазм мы пережили. И даже раньше – когда мы встретились в клубе, в машине, в моей гостиной. Прямо здесь на этой террасе. Ты чувствуешь то же, что и я. И я вижу это, хотя ты и отказываешься посмотреть на меня.

Тара улыбнулась в бокал. Абсолютно верно. Все. Каждое сказанное им слово. И еще много чего. Никакой ошибки – возбуждение гудело в воздухе. Хорошо, что он чувствовал то же самое.

– В чем суть?

– Посмотришь на меня? Или признаешь мою правоту?

Она бросила на него прямой взгляд:

– Ты не внушаешь мне никакого страха, Круз.

– Это интересно.

Она мысленно подняла щит выше, когда Майкл пристально смотрел на нее, потупила глаза.

– Хотя я не уверен, что здесь ты права.

Она позволила ему улыбнуться. Что он знал? Какое ему дело?

– Мне все равно, Майкл. Хотя, если мы говорим о честности друг с другом, может, заглянешь себе в душу и прольешь немного света на тот факт, что ты считаешь меня «загадкой» наедине и занозой на публике? Не потому ли, что сам боишься меня? Хм? Беспокоишься, что я буду вести себя не так, как надо, когда рядом твоя обожающая публика или, что еще хуже, твои обожаемые сестры?

Самодовольство. Непривычно, но Майкл, безусловно, заслужил такой тон. И ему это не понравилось. Брови нахмурились, а челюсть напряглась – отчего его мужественное лицо выглядело еще более красивым.

– Ты подаешь это как какую-то новость. Тара, но это очевидно. Ты… Конечно, я нахожу тебя привлекательной. И считаю тебя по-настоящему интригующей. Но дело в следующем: то, что я считаю интригующим, и то, что сейчас необходимо Фернанде, – это две разные вещи.

– Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не плеснуть в тебя вином из бокала. Ты уже во второй раз оскорбляешь меня. Ты действительно считаешь, я значу так мало, что можно унижать меня, раз я нахожусь здесь, в твоем доме? Думаешь, я так признательна тебе, что готова выслушивать все что угодно? Ты обращаешься так со всеми гостями?

– Что мне нравится, так это честность. Никакой игры, никакой искусственности или притворства. И я удивлен, что ты продолжаешь обижаться вместо того, чтобы посмотреть на вещи с точки зрения Фернанды.

Она не должна была позволять ему так легко манипулировать ею – и знала это, – но Тара уже не могла остановиться, глядя, как он сидел там, словно главнокомандующий, потягивая вино и жуя оливки. Еще один властный мужчина, который устанавливает правила. Не в этом ли все дело? В их умении повернуть все так, чтобы заставить тебя чувствовать вину!

– С точки зрения Фернанды? Не пытайся сделать вид, что заботишься о ней! Какой, ты думаешь, была бы ее точка зрения, узнай она, что ты с превеликим удовольствием занялся бы со мной сексом, если об этом никто не узнает? Может, тебе стоит подумать о лицемерии, с которым она сталкивается, не говоря уже о том, что она, возможно, нашла работу, которая радует и вдохновляет ее.

Может, оливка застряла у него в трахее, потому что Майкл сидел неподвижно напротив Тары, и казалось, будто полуденное небо внезапно закрыла очень черная туча. Тара почувствовала сильное желание забежать в дом и укрыться от шторма, который наверняка вот-вот разразится. Но не убежала. Это не в ее стиле. И чем бы он ни запустил в нее через стол, это будут только слова. Не кража, банкротство или нечто иное, что либо уже повлияло, либо потенциально может оказать влияние на ее жизнь.

Так что она поборола желание спрятаться от напряжения, которое сгущалось у них над головами, и откинулась на спинку стула. Поднесла к губам бокал, которому уже не грозило превратиться в снаряд, и отпила вина, вызывающе глядя на Майкла.

– Что такое? Неожиданно осознал, что и ты не до конца знаешь себя? Как и я? Но это нормально, когда люди оскорбляют тебя за столом, в автомобиле или на кухне?

– На самом деле, я думаю, что сейчас ты красивее и чувственнее, чем любая женщина, которую я когда-либо встречал.

Такого она не ожидала. И хотя в голове у Тары зашумело от ярости, стрела похоти вонзилась ей прямо в сердце от одной мысли, что он так о ней думает.

Она не могла оторвать от него глаз. Ее взгляд блуждал по его лицу, полным губам, которые она целовала. Она вспомнила, как умело он использовал язык и зубы, чтобы ласкать и покусывать ее, как он входил в нее, заполнял и двигался внутри ее. Тара снова посмотрела ему в глаза, и на этот раз в его взгляде была открытость, незащищенность, доверие и забота. И вдруг щит оказался где-то далеко – вне досягаемости, абсолютно бесполезный. А она – незащищенной и такой доступной.

– Не важно, считаешь ли ты меня лицемером, вижу ли я себя защитником; единственное, что имеет значение, – это влечение. Но в одном я уверен: мы не просто дикие животные, которыми управляет страсть. Так что…

Тара не могла в это поверить, у нее было ощущение, как будто ее сердце билось на блюде рядом с та́пас [5], а Майкл продолжал говорить, словно зачитывал новости:

– Поэтому, какой бы красивой и чувственной ты ни была, эта поездка связана только со свадебным платьем Анжелики. И больше ничего. После обеда я оставлю тебя в покое. Никакого стресса. Никакого напряжения. Ничего, что будет отвлекать твое внимание. Надеюсь, ты справишься.

Отодвинул стул и поднялся – салфетка полетела на стол. Улыбка – скорее, причудливый изгиб губ. Последний глоток вина – бокал опустился на стол. И Майкл ушел, исчез.