Светлая полночь - Кэтрин Стоун Страница 15

Джулия сунула руку в голубой рюкзак и нащупала альбом для зарисовок. Ей предстояло закончить две акварели, два образа, воплощающих счастье. Но эта радость была припасена на Рождество и на следующий за ним день. Кроме того, ее рисунки были столь необычны, что ее зеленоглазый сосед непременно их заметит, но из вежливости не станет комментировать…

От альбома рука Джулии скользнула к путеводителю, в котором лежал аккуратно свернутый листок с планом и маршрутами экскурсий на все шесть дней в Лондоне.

23 декабря: Бег (см. карту на стр. 18).

Мейфэр и Найтсбридж. Поесть.

24 декабря: Бег (см. карту на стр. 43).

«Кентерфилдз». Поесть.

25 декабря: Рисовать.

26 декабря (День подарков): Рисовать.

27 декабря: Бег (см. карту на стр. 68).

«Кентерфилдз». Поесть. Прочитать о Британском музее.

28 декабря: Британский музей. Подтвердить заказ на рейс самолета. Организовать отъезд в аэропорт. Упаковаться.

Из-за непогоды она прибудет в Лондон на день позже, чем планировала. Поэтому утренние пробежки придется исключить. В этом не было ничего плохого и даже наоборот. За последние несколько недель, выражаясь фигурально, сжигания мостов она израсходовала больше калорий, чем потребила.

Остаток сил двадцать третьего декабря она планировала посвятить прогулке по праздничным улицам Мейфэра и Найтсбриджа, чтобы пробудить определенные воспоминания и адаптироваться, прежде чем отправиться накануне Рождества в «Кентерфилдз».

С этим местом у нее связаны самые волнующие, самые дорогие, самые будоражащие воспоминания.

Джулия постаралась подавить набежавшую волну паники мыслями о том, что она будет рисовать в номере отеля двадцать пятого и двадцать шестого числа.

Двадцать седьмого она снова навестит «Кентерфилдз», чтобы проститься с прошедшим Рождеством.

Бай-бай, Роство. Джулия услышала родной и любимый голос и даже увидела ручонку, которая махала ей, прощаясь.

Джулия схватила сложенный листок и заставила себя сосредоточиться на двадцать восьмом — последнем дне пребывания в Лондоне. Британский музей — так решила она. Ее эмоциональное путешествие в собственное прошлое будет завершено, и она посвятит себя изучению великих древних цивилизаций, разнообразию форм жизни и миров.

Согласно плану, о Британском музее Джулия должна прочитать накануне. Однако штормовая погода нарушила столь тщательно составленный план. Не последнюю роль в этом сыграли также внимательные и доброжелательные темно-зеленые глаза. Нужно было что-то делать. Сейчас. До окончания полета.

И она, открыв путеводитель, нашла главу «Чудеса Британского музея» и углубилась в чтение.

Джейс взял с собой в дорогу черный портфель, и после того как Джулия занялась изучением путеводителя, он извлек из портфеля пачку документов, полученных им накануне.

Их бригада отправилась в самое горячее место планеты — на Балканы. Одних врачей он знал, других нет. Как всегда, в их группе были представлены специалисты разных профилей — от травматологов до акушеров и педиатров.

Джейс читал документы. Делал вид, что читал в промежутках между взглядами, которые бросал на Джулию.

А Джулия? Она читает, решил он. Добросовестно и тщательно. Вот оторвалась от текста, чтобы справиться с соответствующими диаграммами, схемами и картами.

Однако затем какое-то время она смотрела на схему галереи таким отрешенным взглядом, что было ясно: мысли ее далеки от красот музея.

И вообще, обнаружил Джейс, Джулия смотрела даже не на страницу, а на белый листок бумаги. Интересно, что она там видит? Потерянную любовь? Черное предательство? Безжалостную пустоту после потери надежды?

Джулия произнесла слова: она не должна, не может и не станет продолжать любить человека, который ее предал.

Но именно он спровоцировал соприкосновение с правдой. Именно он причинил ей боль. Он с радостью перенес эту боль на себя.

У Джулии болело сердце из-за него, и Джейс опасался, что она вполне может испытывать и другие страдания. Каждый мускул ее тела был напряжен. Будучи врачом, он начал размышлять о таких явлениях, как ацидоз или некроз, несущих смерть тканям, которые начинают задыхаться без подпитки кровью, насыщенной кислородом, и просить о помощи.

Но Джулия не обращала никакого внимания на эти отчаянные мольбы. Была глуха. И неподвижна, словно мраморная статуя. И только безжалостно кусала губы.

Доктор Джейс Коултон всю свою профессиональную жизнь занимался тем, что прикасался к другим людям. Пациентам. Его прикосновения были иногда весьма агрессивны — шприц в вену, огромная игла в кровоточащую грудь, другие иглы — поменьше, но не менее агрессивные — в сердце, в спинной мозг, в глаз. А иногда он как врач прикасался просто для того, чтобы вселить уверенность.

А в личной жизни? Были чувственные интимные прикосновения рук, губ, рта Джейса Коултона. Неподражаемые. И щедрые. Прикосновения, от которых захватывает дух, заявляли его возлюбленные.

В постели. А вне постели, вне страсти Джейс никогда не держал в руках рук возлюбленной, не прикасался нежно пальцем к красивой щечке, не запечатлевал поцелуя на изящной брови, не обнимал по-хозяйски подругу за обольстительную талию.

Джейс прикасался к любовницам в определенные моменты: во время близости, для получения удовольствия — и только. Потому что ничего другого и не было. Не было чувства. Не было интереса. И определенно не было, никогда не было любви.

Так что же направляло его руку сейчас?

Какой-то удивительный импульс, который без его ведома заставил его руку шевельнуться и подняться.

И вот его рука, его пальцы касаются ее губ.

Они были влажные, эти изжеванные теплые шероховатые губы, которые она все еще продолжала жевать под его изучающим взглядом.

Что, если прикоснуться к этим губам совсем нежно, ощутить их тепло, их трепет, их вкус?