Мир перевернулся - Кармен Рид Страница 15

– Нет, нет. Ты перестанешь быть частью семьи. Ты будешь видеться с Анной только по выходным, ты отвыкнешь класть ее в кроватку, поправлять одеяло, читать ей сказки на ночь. Ей будет ужасно не хватать тебя. И все ради чего? Ради лишних денег?

Подняв голову, она увидела в его глазах слезы.

– Что ты говоришь, Ева? Конечно, я буду скучать по ней… и по тебе тоже. Но если мы сейчас ничего не сделаем, то не протянем и месяца. Мне просто необходимо уехать. Для того, чтобы мы смогли остаться вместе.

– Такое расставание ничего не решает.

– Ладно. И что, черт возьми, ты предлагаешь? Начальство поручило мне работу. Отказаться невозможно. Я не могу…

– Разумеется, можешь. Ты в два счета найдешь себе другое занятие. Здесь, в Лондоне.

– Я не проработал еще и двух лет. Сейчас мне делают заманчивое предложение, предложение, о котором можно только мечтать, а я иду на попятную. И что обо мне подумают?

Она фыркнула.

«Что обо мне подумают?..» Да кто он такой? Тот ли это Джозеф, который читал ей в постели французские стихи?

Как она могла ошибиться? Как могла не разобраться в человеке, с которым прожила почти шесть лет? Что его изменило? Откуда вдруг такие настроения? Такая озабоченность будущим?

– Дело не в романе или в чем-то таком, – со странным спокойствием, вызванным, возможно, комбинированным эффектом джина и травки, сказала она Джен. – Мы всего лишь перестали его интересовать. Я и Анна. Это было очевидно. Он думал о чем-то другом, он уже был где-то далеко, не здесь, не с нами. Наши проблемы перестали быть его проблемами. Он не хотел спорить, не хотел переубеждать меня, не хотел знать мое мнение. Очевидно, Джозеф давно решился и только ждал подходящего момента, чтобы поставить меня в известность. Раньше мы были на равных, теперь – нет.

– Раньше? То есть когда ты командовала, – указала Джен.

– Я никогда не командовала, – раздраженно возразила Ева. – Он помогал, вносил свой вклад, делал что мог. Но теперь… Работа, одно, другое… Господи, мне это напоминает жизнь с Деннисом.

Некоторое время они сидели молча, уютно устроившись рядышком на диване.

– Может, ему не нравилось, что ты не хочешь выходить за него замуж? – предположила Джен.

– Я просто не хочу повторять то, на чем обожглась. Жуть. Не хочу снова становиться женой. У меня это уже было. С фатой и всем прочим.

– А ты не путаешь понятие «замужем» с понятием «замужем за Деннисом»?

Ева усмехнулась.

– Ну спасибо. Я ведь тоже замужем, – напомнила Джен. – И что? Неужели и я, по-твоему, всего лишь коврик у двери?

– Кстати, почему вы поженились?

– А ты разве при сем не присутствовала? – спросила Джен. – Догадаться нетрудно. Захотелось устроить вечеринку и сообщить всем, как мы любим друг друга. И надо тебе сказать, кольцо на пальце и бумажка помогают. Помогают держаться вместе.

– Неужели после брака между вами ничто не изменилось?

– Почти ничто.

– Значит, что-то все-таки изменилось?

– Мои родители стали относиться к Райану значительно лучше. Приняли его окончательно. Разве это плохо? Ну, и мы стали больше спорить из-за домашнего хозяйства. А в остальном все осталось по-прежнему.

– Хм…

– Я умираю от голода.

Они стали смеяться как сумасшедшие.

– Боже, как трогательно! Если сейчас сюда зайдет Анна и увидит нас в таком виде… она меня убьет.

– А что тут плохого? Все естественно! – Джен сделала последнюю затяжку. – Неплохо. Дашь ей попробовать. Может, немного расслабится. Для пятилетней девочки твоя Анна уж больно скованная.

– Замолкни! – Ева ткнула подругу локтем под ребра.

Так они и расстались. Со слезами. Маленький фургончик увез вещи Джозефа. Ева пребывала в отчаянии. Он пребывал в отчаянии. Дети тоже.

Денни заявил матери, что с ней, наверное, не все в порядке. Том расплакался. Анне потребовалось несколько недель, чтобы осознать: папа здесь больше не живет. Когда он приехал за ней в первый раз, чтобы взять с собой на выходные в Манчестер, она устроила настоящий рев, не желая оставлять мамочку, не желая с ней впервые в жизни расставаться. Одной было невыносимо. В ту первую субботу Ева ушла гулять и принесла с прогулки двух котят.

Попытки примирения были, однако долговременных результатов не давали. В последний раз они договорились о том, что Джозеф приедет на рождественские праздники и проведет в доме три дня. Ради Анны. Вино, свечи, восторг девочки… Слезы, ностальгия и секс в ванне с плещущейся через край водой, среди прыгающих по волнам резиновых уточек и лодочек… Несколько часов они чувствовали себя счастливыми.

Но к тому времени Джозеф уже встречался с кем-то и из Лондона уехал насовсем, а она… она не хотела рисковать покоем детей ради «отношений».

– Все слишком сложно. Я сам не знаю, чего хочу, и ты тоже, – сказал Джозеф, поглаживая ее по волосам, перед тем как поцеловать в щеку и отправиться спать на диван.

Результатом этого рождественского всплеска эмоций стало то, что она забеременела. Отвратительная шутка, да? Еве уже было тридцать девять, и в таком возрасте женщине трудно ожидать от своего тела особых сюрпризов, так что прошло пятнадцать недель, прежде чем она, окончательно во всем убедившись, донесла новость до Джозефа. Он сам предложил приехать, и они провели долгий, невероятно тягостный уик-энд, обговаривая все условия. В глубине души она надеялась, что ребенок вернет их к тому времени, когда все было в полном порядке. Увы, как выяснилось, Джозеф оказался не готов бросить работу и расстаться с Манчестером.

– Так, как было, уже не будет. Если мы меняемся, это не означает, что мы меняемся в худшую сторону, – уверял ее он.

Последнее предложение прозвучало уже по телефону, поздно вечером, со слезами, но Ева отвергла и его, заявив, что все кончено, что она не пойдет на уступки даже ради будущего ребенка.

– Я не буду тебя больше просить! – закричал он в трубку. – Ты сделала все, чтобы оттолкнуть меня от вас. Ты никогда не хотела выходить за меня замуж, не хотела, чтобы я был рядом. Наверное, предпочитаешь такую жизнь, в одиночестве. С детьми. Ты никогда об этом не думала?

Она была настолько убита горем, что ничего не ответила.

– Это твой последний шанс, – предупредил, всхлипывая, едва не плача, Джозеф. – Захочешь, чтобы я вернулся, попросишь сама.