Невеста в ожидании - Сьюзен Барри Страница 15

— Да. Так как ты будешь донимать меня весь день, если я откажусь.

Но Эйприл поняла, что эта оговорка ничего не значила. Констанция негромко вскрикнула от радости, захлопала в ладоши и, послав своему приемному отцу воздушный поцелуй, скрылась за углом здания.

Эйприл взглянула на дона Карлоса.

— Вам трудно отказать ей в чем-либо, не так ли? — спокойно спросила она.

Когда он посмотрел на нее, его глаза были темными и непроницаемыми, как будто на них опустилась завеса.

— Возможно, — сказал он. — Но Констанция так молода и так привязана ко мне.

— И к тому же так красива, — добавила Эйприл.

Он немного помолчал, а затем многозначительно подтвердил:

— Очень красива! Но ее мать была еще красивей.

Они шли назад к дому, и дон Карлос взял Эйприл за локоть.

— Хотите, я расскажу вам о ней? — внезапно спросил он.

Поборов свое волнение, Эйприл спокойно ответила:

— Да. Пожалуйста, если… если вам этого хочется.

Она не смотрела на дона Карлоса, но почувствовала, как он напрягся.

— Мы с ней собирались пожениться, но она вышла замуж за другого… Мне тогда только что исполнилось восемнадцать, она была на несколько лет старше. После рождения Констанции ее здоровье пошатнулось, и, когда Констанции было пять, все уже понимали, что долго она не протянет.

Дон Карлос внезапно замолчал, и, украдкой бросив на него взгляд, Эйприл увидела, что его лицо застыло, словно бесчувственная маска. Он продолжил ровным голосом:

— Когда она умерла, я забрал Констанцию, так как ее отец был охвачен горем и, казалось, не знал, что с ней делать. Через год он тоже умер — погиб в автокатастрофе, путешествуя за границей, — и я стал официальным опекуном Констанции. Она выросла под моим надзором и может рассчитывать на меня до тех пор, пока не выйдет замуж.

— Трагичная история! — сказала Эйприл, точнее, услышала свои слова как будто со стороны.

Дон Карлос кивнул, но в его голосе по-прежнему не было теплоты, когда он повторил за ней:

— Очень трагичная история!

— Теперь я понимаю, почему вы чувствуете себя обязанным баловать ее.

Лицо дона Карлоса мгновенно прояснилось, и его красивые губы насмешливо изогнулись.

— Я не столько балую ее, сколько позволяю ей делать, что она захочет, чтобы сохранить спокойствие. Это такая буйная личность! Впрочем, вы сами убедились в этом в первый же момент, когда увидели ее вчера. Но она не только непокорная — а временами просто дикая, — но также и очень ласковая, чему иногда я не могу противостоять. Ласковость, правдивость и прямота, и еще, конечно, огромная решимость. И когда все это соединяется с женским очарованием, хотя по годам она еще девочка…

— Вы не можете устоять.

— Наверное, нет, — согласился дон Карлос. — Возможно, именно поэтому она с такой легкостью обводит меня вокруг пальца!

Пока он рассуждал на эту тему, удивление Эйприл постепенно росло. Она считала его человеком, на которого почти невозможно оказывать влияние, а шестнадцатилетняя девочка легко обводит его вокруг пальца!

— Она ходила когда-нибудь в школу? — спросила Эйприл.

— Нет, она училась дома, а моя сестра ездила с ней в путешествия. Мне кажется, я уже упоминал, что она бывала в Англии.

— А донья Игнасия так же предана ей, как и вы?

— Я бы сказал, что именно так обстоит дело.

— Она счастливая девушка, — заметила Эйприл и подумала, что донья Игнасия с ее проницательностью наверняка поняла, что привязанность девушки к опекуну не так давно переросла в страстное обожание, которое никак нельзя было назвать обожанием духовным. Как и большинство испанских девушек, она развивалась очень быстро и между шестнадцатью и семнадцатью годами полюбила требовательной физической любовью.

Идя рядом с доном Карлосом этим сияющим солнечным утром, Эйприл почувствовала внезапную неловкость, которая все нарастала в глубинах ее подсознания. И причина была не только в красавице Констанции. Теперь, когда она узнала историю ее матери, она поняла, что получила ключ к разгадке личности дона Карлоса де Формера-и-Сантоса.

В восемнадцать лет он полюбил, и любовь принесла ему одни разочарования. К тому же мать Констанции умерла в то время, когда он по-прежнему был предан ей всем сердцем, и шансов, что он когда-нибудь забудет ее, было очень немного. Приняв опеку над Констанцией, он сделал ее неотъемлемой частью себя, и ни одна женщина никогда не станет для него важнее дочери. В его сердце не будет уголка для жены, даже если ей удастся завоевать себе место в его жизни.

Эйприл стало казаться, что солнце светит уже не так ярко. Внезапно ей захотелось протестовать. Ей вдруг захотелось разобраться до конца в его привязанностях, чтобы разуверить себя, по крайней мере в одном пункте. А именно — любит ли он кого-нибудь в настоящий момент?

Но так как она не могла это сделать, то спросила:

Предстоит ли мне встретиться еще с какими-нибудь членами вашей семьи?

— С несколькими, — ответил он, беззаботно улыбаясь. — С парой дядюшек и тетушек, с несколькими кузенами. И, — добавил он, заметив небольшую бледно-голубую машину, направляющуюся к ним через арку, — с моим сводным братом Родриго. Кажется, он собирается сегодня позавтракать с нами. Он присматривает за моими виноградниками, у него свой небольшой дом в паре миль отсюда.

Бледно-голубая машина притормозила и остановилась; когда они подошли к ней, Родриго де Формера уже вышел из автомобиля и наблюдал за ними с недоверчивой улыбкой на поразительно красивом лице.

Он выглядел как типичный молодой испанец, принадлежащий к высшему классу, но был гораздо красивее, чем большинство других молодых людей. Даже внешность его брата меркла по сравнению с ним, хотя привлекательность дона Карлоса для противоположного пола не зависела только от его внешности. В нем привлекало все, особенно его мужественность и непоколебимая уверенность в себе. Родриго, напротив, обладал почти женственной внешностью. У него были большие, слегка раскосые карие глаза, точеные черты лица и густые вьющиеся волосы.

Когда Эйприл и дон Карлос приблизились, он шагнул им навстречу и поцеловал своего брата.

— Ты рано встал, amigo! [9]Ты только вчера вернулся, а сегодня утром не утерпел поскорее забраться в седло, не так ли? — Он поклонился Эйприл с подчеркнутой вежливостью, глядя на нее с таким неприкрытым удивлением, что она слегка улыбнулась. Но его удивление быстро сменилось восхищением, и она это почувствовала. Краска выступила на ее щеках и мгновенно залила все лицо. — Доброе утро, senorita! Это, в самом деле честь для меня!

Дон Карлос на мгновение развеселился, но его веселье тут же исчезло. Он сдержанно произнес: