Страстная и непокорная - Пола Рид Страница 15

— Я не имел в виду ничего подобного! — в ужасе воскликнул капитан.

Грейс мягко положила свою руку ему на локоть.

— Я знаю. Мне жаль, что вам пришлось все это увидеть, но я сейчас не могу ее оставить. Вы понимаете?

— Я вернусь, — пообещал Джайлз. — Сообщу вашему отцу и приду посидеть с вами.

— Это нелегкое дело, капитан.

Он ответил решительным, упрямым взглядом.

— Мне приходилось держать своих людей, когда хирург ампутировал им гангренозные конечности. Однажды я держал за руку второго помощника, у которого распух язык, до самой его смерти. Лицо у него почернело, и он задохнулся. Все случилось из-за раны от ржавого ножа. Я не из тех, кто оставляет человека в одиночестве умирать от боли.

Джайлз не стал говорить, что ему никогда не приходилось сидеть у смертного одра маленькой девочки, с ужасом наблюдать за ее страданиями, за тем, как она испускает последний вздох. От этой мысли ему хотелось опуститься на земляной пол и расплакаться. Однако он сдержался, резко повернулся и направился к дому.

Грейс смотрела ему вслед. Вот еще одно человеческое существо… Она опустила взгляд на девочку, которая снова прижала к себе больную руку. Капитан вернется. Грейс была в этом так же уверена, как и в том, что сама она не оставит ребенка. Что он за человек? Мужественный, но способный к состраданию. Он сильный, но перед ней готов склониться. Он не хотел, чтобы Мату пошла с ними на прогулку, но все же согласился позволить ей их сопровождать. Не хотел, чтобы она, Грейс, входила в хижину — она прекрасно это почувствовала, — но промолчал и последовал за ней, готовый в любую минуту защитить ее.

Он мог бы отступиться. Никто не стал бы винить его за то, что он остался в доме с отцом и Иолантой. А теперь вместо приятной прогулки и, возможно, легкого ухаживания его ждет, вероятно, одна из самых тяжелых ночей в жизни. Грейс заметила, как конвульсивно сжались челюсти капитана, заметила поволоку слез в его глазах. Должно быть, его нелегко заставить плакать, если он действительно видел все, о чем говорил.

Малышка тоненько застонала, потом стала всхлипывать. Грейс не могла отстраниться, и слезы ребенка падали прямо на красноватый шелк нарядной юбки. Она гладила девочку по горящему лбу, по жестким курчавым волосам; преодолевая спазм в горле, бормотала слышанную от Мату негритянскую колыбельную. Ей не впервые приходилось утешать умирающего раба. Но на сей раз рядом с ней будет человек, который сможет ее утешить.

— Ты должна мне помочь, Иоланта! — прорычал Эдмунд, как только решил, что Грейс и Джайлз их уже не слышат. — Если ты станешь мешать…

— Мешать чему? — обманчиво сладким голосом спросила Иоланта.

— Она почти согласилась. Я чувствую, этого она примет. Иоланта с иронией пожала плечами.

— Ты ее слишком избаловал. Мой отец позволил мне выбирать самой, и вот что из этого вышло. А что, по твоему разумению, сделает этот капитан, когда она родит ему младенца цвета грязи? Скажи я ему сейчас, тебе будет только лучше.

Эдмунд грубо расхохотался:

— Тогда нашей тайне ничего не угрожает. Забота о моем благе — последнее, что придет тебе в голову.

Его жена сложила на груди руки и бросила на Эдмунда гневный взгляд:

— Ну почему, Эдмунд? Почему? Я никогда не смогу понять, что хорошего ты нашел в этой дыре! Это же не английское поместье, которое вместе с титулом надо передавать по наследству! Это всего-навсего плантация!

— Моя плантация! Ты сама себя обманываешь, Иоланта! Тебе кажется, что жизнь в Европе будет сплошным праздником. Но там у меня нет земель, нет никаких доходов. Элегантные туалеты, которые ты так любишь, оплачиваются тростником, растущим на здешних полях.

— Но почему тебе так важно передать плантацию по наследству? Какое зло причинил тебе этот несчастный моряк, что ты хочешь так жестоко его обмануть? Почему мы должны называть эту девчонку нашей дочерью?

— Мы обсуждали этот вопрос множество раз. Я могу еще раз объяснить тебе свои мотивы, но ты опять откажешься их принять. — Эдмунд махнул чернокожей служанке, которая в продолжение всего разговора убирала со стола. Надо же, как легко забываешь о ее присутствии! И Эдмунд в который раз пожалел, что лишил ее дара речи. — Мату, принеси мне что-нибудь выпить. И покрепче. Все равно что.

— О да, Эдмунд! Выпей, конечно, выпей, — с насмешкой произнесла Иоланта. — Рюмки четыре или даже пять. А потом объясняй мне, что я занимаюсь самообманом. А ты спрашивал этого моряка, нужна ли ему твоя плантация? Неужели ты веришь, что Грейс отречется от своей рабской крови и станет здесь хозяйкой? Почему бы тогда не оставить плантацию Уэлборна любому из твоих многочисленных чернокожих отпрысков?

Эдмунд провел рукой по своим светлым волосам, лицо его покраснело.

— Уймись, Иоланта!

— «Уймись, Иоланта!» — с оттенком горечи повторила она. — Если я говорю правду, то вечно одно и то же: «Уймись, Иоланта!» Одного ублюдка возвышают до положения законной дочери, а другие, значит, должны отправляться в поле, так? Если бы только твоя драгоценная Грейс знала об этом!

— Если Грейс сюда не вернется, это не важно. Она родит детей, белых детей. Уэлборн понадобится кому-нибудь из них. А как же иначе?

— Родит негров, — упрямо продолжала Иоланта. — Чернокожих, которым их мать объяснит, что рабство — это зло. И которые не захотят иметь ничего общего с твоим великолепным наследством.

— Практически белых детей, черт тебя подери! И они захотят богатства, как хотят его все люди! — воскликнул Эдмунд.

В гостиную вернулась Мату с бутылкой рома и бокалом, налила напиток в бокал, выбрала на столе место для бутылки и, казалось, была целиком занята своими делами, но когда Эдмунд встретился с ней взглядом, ее лицо поразило его выражением острой заинтересованности и необычайной проницательности. Она куда умнее, чем следует быть служанке, в который раз подумал Эдмунд и опять пожалел, что так поздно догадался об этом. Грейс никогда ему не простит, если он отошлет Мату в поле или продаст ее. А значит, следует использовать Мату в своих целях.

— Я полагаюсь на тебя, Мату, — проговорил он. — Не оставляй наедине мою жену и нашего предполагаемого жениха. Уведи его, если тебе покажется, что хозяйка собирается сказать лишнее. Ты и я, мы ведь заодно, так? Мы хотим, чтобы Грейс была счастлива.

Мату торжественно кивнула, однако Эдмунд видел, что в ее темных глазах мелькнул непонятный блеск. Зачем он лишил себя возможности узнать наверняка, что именно она думает?

— Ну и прекрасно. Сходи-ка на кухню присмотри, чтобы Кейя приготовила в честь нашего гостя достойный обед. И пожалуй, приготовь для Грейс платье на вечер. — Он на мгновение сжал зубы, потом добавил: — Иоланта, разве у нас не в обычае отдыхать после полудня?

Жена показала в улыбке свои гнилые почерневшие зубы.

— Да-да, Мату. Давай оставим хозяина наедине с его ромом и его мечтами. — Она величественно проследовала к лестнице и неспешно поднялась в свои покои. Мату выскользнула через заднюю дверь.