Бегство из-под венца - Карен Кинг Страница 15

– Я ничего не понимаю в лошадях, – пробормотала Лидия.

Не говоря уже о том, что она их панически боялась.

– Пусть Кин купит тебе лошадь.

– Он не станет этого делать, потому что я в положении. Я пообещала ему до родов не ездить верхом. Скорее скажи, что купишь мне жеребца, пока Кин не вернулся.

– Софи, как ты сможешь позволить себе столь дорогую покупку? – повернулась к ним от клавикордов Эмилия.

Софи заразительно рассмеялась:

– Это всех удивляет, но я в ладу с расчетами. И уже достаточно отложила для этой цели.

Подняв глаза, Лидия увидела, что Виктор пристально смотрит на нее.

– Ленни, вы заявили, что ничего не понимаете в лошадях. Что вы хотели этим сказать?

Лидия понятия не имела, как ездить верхом. Она была горожанкой и всю жизнь провела в Бостоне. Она умела управлять маленькой яхтой, но ей никогда не приходилось ездить на лошади. Если расстояние нельзя было преодолеть пешком, она отправлялась в карете. К горлу подкатил комок. Еще одно упущение.

– У меня никогда не было необходимости покупать лошадь.

Дверь отворилась, и вошел Кин с двумя колодами карт.

– Ради Бога, Софи. Хватит говорить об этом чертовом жеребце.

– Я думала, может быть, Виктор заинтересуется им, – вскинула подбородок Софи.

– Сомневаюсь, что стану много ездить верхом теперь, когда я остался без загородного поместья. Однако, поскольку Ленарду нужно научиться разбираться в лошадях, в четверг мы отправимся в «Таттерсолз».

Софи подскочила к Виктору и чмокнула его в щеку. Лидия снова почувствовала укол ревности. Вот незадача, кажется, она увязает все глубже и глубже.

– А что такое «Таттерсолз»? – спросила Лидия.

– Лондонский аукцион чистокровных лошадей, а также место, где принимают ставки у игроков на скачках, – ответил Кин, положив карты на стол, потом пересек комнату и уставился в окно.

Лидия уловила некую недосказанность. Все эти люди явно давние друзья Виктора, но скрытое кипение страстей порой перехлестывает через край, словно убежавшая овсянка.

– Сыграем? – спросила Софи, усаживаясь, и посмотрела на Лидию с заговорщицкой улыбкой.

Если Софи раскрыла тайну Лидии, то станет ли она молчать?

Виктор снова наклонился к сидевшей за клавикордами Эмилии. Он что-то прошептал ей на ухо, и Лидию буквально захлестнула волна ревности. Софи ей нравилась, Эмилия же вызывала противоречивые чувства.

В присутствии Виктора, несмотря на костюм и заученные мужские манеры, женская сущность Лидии брала верх. И она готова была биться об заклад, что такое же неизгладимое впечатление Виктор производит и на Эмилию.

Виктор стоял у окна и смотрел вслед карете, увозившей Ленарда в сопровождении его камердинера. Неужели человек, который верой и правдой служил ему больше шести лет, так симпатизирует мальчишке? Виктор потер лоб.

Вместе с Кином он отправился в библиотеку пропустить перед сном стаканчик.

Кин подал ему бокал бренди.

– Что касается лошади, то я хотел сделать Софи сюрприз.

– Но я же этого не знал, – сказал Виктор, сделав глоток. – Может, тогда сказать ей, что я уступил на торгах другому покупателю?

Кин загадочно улыбнулся:

– Пожалуй, это будет правильным. Софи слишком привыкла, что все выходит по ее. К тому же я буду скучать по спорам о том, кто поедет верхом на Бруте.

Виктор задернул портьеру. Его карета давно исчезла в темноте.

– Вот уж никогда не стал бы тосковать по семейным ссорам.

Виктор совсем по ним не скучал. Хотя он и догадывался, что размолвки Софи и Кина заканчиваются счастливым примирением, его стычки с Мэри-Фрэнсис никогда не доставляли ему удовольствия.

– Опекать мистера Холла весьма странная затея. Чем он тебя привлек?

– Я и сам этого не понимаю, – признался Виктор. – Но мой камердинер уверяет, что лучше возвратиться к жизни, интересуясь этим юнцом, чем сидеть в темной комнате, напиваясь до чертиков. – Он насмешливо приподнял свой бокал.

– Что-то в этом юноше не так, – сказал Кин, – но Софи им очарована.

– Она не всегда правильно судит о людях.

– Да, сейчас в ней говорят скорее материнские чувства. Я очень боюсь, что ей придет в голову выбраться на крышу, чтобы спасти котенка, или что-нибудь в этом роде. Будь добр, попроси, пожалуйста, мистера Холла держаться подальше от крыш.

– Не знаю, что с ним нужно делать: спасать или как следует взгреть. Согласись, он не похож на совершеннолетнего.

Кин склонил голову набок.

– Не уверен. В нем есть какая-то зрелость, несвойственная юности.

– Он еще не бреется. На вид я дал бы ему не больше четырнадцати лет. Наговорил мне какой-то чепухи про индейскую кровь, про то, что у индейцев борода не растет.

– Спроси у Шеридана. Если он сам не знает об индейцах, то выяснит все у сведущих людей.

– М-м-м, это идея. Он все еще занимается частными расследованиями и деликатными делами?

– Весьма деликатными. Я подумал о его военном прошлом. У него наверняка есть знакомые офицеры, служившие в Северной Америке.

– Наши пистолеты все еще у него?

– Теперь они принадлежат ему. Он их купил. Когда я узнал, что у них сбит прицел, они мне стали не нужны. – Кин покачал головой. – Подумать только, я хотел ранить тебя в ногу и едва не убил. Шеридан нашел под обшивкой оружейного ящика какую-то надпись на испанском языке и теперь пытается расшифровать проклятие.

Виктор отогнал мысли о проклятых дуэльных пистолетах.

– Я почти готов поддаться искушению посадить Ленарда на корабль и отправить домой.

– Так в чем же дело?

– Возможно, у него была веская причина для побега.

– Ну-у, – протянул Кин, – как отец я не думаю, что согласился бы с его доводами. – Кин не поднимал глаз от своего бокала. – Какими бы они ни были.

– Ты бы отправил его домой?

– Скорее всего да. Если он не предъявит доказательства дурного обращения с ним.

– Он уклоняется от ответов на мои вопросы.

– Ты хочешь завоевать его дружбу или действовать ему но благо?

– И того и другого, но очень часто это взаимоисключающие вещи. – Волна печали захлестнула Виктора. Когда он приносил людям добро? – Посмотрим, сумею ли я убедить Ленарда, что в его интересах вернуться домой.

– Слава Богу, огонь. – Тревор Хамилтон с наслажденем протянул руки к огню, пылавшему в камине постоялого двора. За последние три месяца он промерз до костей и думал, что уже никогда не согреется. – Теперь на всю жизнь запомню, что нельзя пересекать океан зимой.