Московский беSтиарий. Болтовня брюнетки - Маша Царева Страница 15

«Здоровая пища – для скучных старых дев», – говорит обычно моя подруга Лера, а потом мы с ней заказываем пиццу размером с колесо грузового автомобиля.

Да, нам по тридцать два года, мы не сидим на диете и считаем, что жировые складочки на талии хоть и выглядят досадно, но все же никак не могут помешать женскому счастью.

И все-таки иногда мы с ней наведываемся в ресторан здоровой вегетарианской пищи «Джаганнат», что на Кузнецком Мосту. Не столько для того, чтобы полакомиться пельмешками с тофу, а скорее ради того, чтобы поглазеть на аборигенов, в большинстве своем весьма занятных персонажей.

Такое впечатление, что ты попала в другое измерение, – что-то вроде расслабленного пляжа или буддийского храма посреди пыльного города. Бритоголовые девушки с пустыми ясными глазами, мужчины со спутанными волосами, заплетенными в дреды. Юноши в гавайских рубашках и грубых ботинках. Загадочные женщины с опасной чернотой в глазах. Смешливые девчонки в гремящих индейских бусах.

Именно там я познакомилась с мужчиной, который чуть было не разбил мое сердце, – с Лавриком.

Вот как дело было.

Вволю натрескавшись соевого паштета и вареного шпината, мы смаковали самый правильный зимний напиток – чокоатль – какао с ванильным сахаром, медом и жгучим красным перцем. Горячее пряное тепло крошечными шаровыми молниями гуляло по пищеводу, и мы говорили о любви. Точнее, о ее катастрофическом отсутствии.

И вдруг Лерка, выпучив глаза, наклоняется ко мне и шепчет:

– Ты только взгляни, как он на тебя смотрит!

– Кто? – удивилась я.

– Блондин за угловым столиком.

Я обернулась и вздрогнула – меня сверлил взглядом мужчина, похожий на Иисуса, каким его представляет себе человечество. Загорелое, чуть удлиненное лицо с высокими, четко очерченными скулами, ясные голубые глаза с мудрой грустинкой, спутанные белокурые волосы, доходящие до плеч. Поймав мой взгляд, блондин улыбнулся. О нет, это был не безликий американизированный смайл! Так, легкий намек на улыбку – уголки тонких губ дрогнули, и словно солнечный зайчик пробежал по его лицу. Не знаю почему, но мне вдруг стало жарко. Я отвернулась и расстегнула пиджак.

– А он ничего, – усмехнулась Лерка.

– Да, вот только… Это же не мужчина, а какая-то икона!

– Скорее икона стиля. У него рубашка Этро. Ой, Сашка, не оборачивайся! Он идет сюда!

Я даже не успела проверить, не испачканы ли мои зубы в помаде, как чудо-мужчина оказался в опасной близости. Он улыбался, и пахло от него волшебно – жженым сандалом.

– Я хотел бы угостить вас пирожными с цукатами. – Он без приглашения уселся на третий стул, но почему-то это никому не показалось наглым. Он держался так, словно окружающий мир был пьесой, а он – главным действующим лицом, имеющим право на любую декорацию. – Меня зовут Лаврентий.

Мы представились.

У Лаврика была потрясающая природная особенность – он умел без единого слова мгновенно расставить акценты, в его бессодержательной на первый взгляд светской болтовне на каком-то глубинном животном уровне чувствовался совершенно иной подтекст. Мы болтали о чем-то обтекаемо-незначительном, о путешествиях, ресторанах, вечеринках, любимых московских улицах. Он не опустился до того, чтобы оглаживать под столом мои колени или водить кончиком языка по нижней губе, пошло демонстрируя намерения. И все же все мы – и я, и Лера, и сам Лаврентий, – разумеется, понимали, что единственная причина его появления за нашим столиком – я. Даже когда он смотрел на Леру, я знала, что его слова обращены лично ко мне.

Он проводил нас до двери. Кажется, за последний час моя интуиция обострилась до почти провидческого состояния. Неким шестым чувством я понимала: следующий шаг за мной.

Лерка подтолкнула меня локтем в бок, и тогда я решилась.

– Лаврентий… Завтра мы с друзьями собираемся на горку. Никакой экстремальщины, обычная ледяная горка и картонки под задницами. А потом – шашлыки. Я вот подумала, что, если ты не занят… может, присоединишься?

В его глазах плясали смешинки.

– Горка – это здорово. А вот шашлыки… Саша, боюсь, что я не смогу.

Моя улыбка завяла, но я быстро взяла себя в руки.

– Что ж… Тогда приятно было познакомиться. Мы пойдем.

– Шашлыки – это полный бред, – невозмутимо продолжил он, – я ведь вегетарианец. Но ты оставь свой телефон. Я позвоню, и мы обязательно что-нибудь придумаем.

Иногда инфантильное желание соответствовать объекту обожания идет вразрез со здравым смыслом.

Приукрашенный моим пылким воображением образ Лаврика вскоре заполнил собою все мое существо. Сначала он стал моим любовником, а потом мне захотелось быть похожей на него, и я делала для этого все возможное, к недоверчивому удивлению окружающих. Может быть, виною тому великолепный секс? (Это была Леркина версия, она сразу же поставила диагноз: «Кашеварова, у тебя крыша поехала от клиниче-ского перетраха!») Ведь даже сейчас, с позиций пережитого разочарования, я вспоминаю о наших совместных ночах с мечтательной улыбкой.

Мы познакомились в среду вечером, а в пятницу утром стали любовниками. И дело тут не в моей распущенности, да и Лаврентий едва ли тянул на пряного мачо… Но рядом с ним жизнь казалась простой и понятной. Один его взгляд, улыбающийся, внимательный, понимающий, словно раскладывал по невидимым полочкам все мои комплексы, убеждения, социальные навыки и затаенные страхи. Действительно – почему бы не расслабиться и не делать то, что хочется? И если тебе хочется секса, то зачем машинально вступать в навязанную обществом игру под кодовым названием «ухаживания и соблазнения»? Зачем мы стыдливо отворачиваемся от собственной природы, обрастая никому не нужными установками и комплексами?

Вот Лаврик был типичное дитя природы. Даже его квартира была похожа на тропическую хижину. Соломенные циновки на полу, пальмы в огромных кадках, аквариум с рыбами, похожими на сказочных чудовищ (Лаврентий этих уродцев искренне любил, у каждого было имя и собственные кулинарные пристрастия, досконально изученные въедливым хозяином). Низкий столик для чаепитий, разбросанные по полу подушки, картины из ракушек, цветастое покрывало на тахте.

Он позвонил и запросто пригласил в гости – словно мы были знакомы тысячу лет. Я сначала растерялась даже, поскольку мои романы обычно вписывались в стандартную схему ухаживаний.