Разум и чувства - Джоанна Троллоп Страница 15

— Пока, Гарри!

Не переставая жевать, он посмотрел на нее. Она наклонилась и поцеловала мальчика в щеку.

— От тебя пахнет сладкими лепешками.

— Нет, печеньем, — возразил он, силясь поглубже затолкать печенье в рот.

— Бедняжка, — заметила Элинор, усевшись в машину.

— Почему?

— А разве нет? С такой-то мамашей…

Белл развернулась на переднем сиденье и сказала, многозначительно указав на Томаса глазами:

— Давайте не будем говорить о Фанни.

— Она нам даже не помахала, — пробормотала Марианна. Глядя в окно, она в последний раз наслаждалась пейзажем, пробегавшим перед ней.

— Да уж.

— А когда я подошла ее поцеловать, она так вывернула шею, что подставила чуть ли не ухо.

— Фу, зачем вообще надо было с ней целоваться!

— И она постоянно хмыкала!

— Вела себя отвратительно!

— Все уже закончилось, — твердо сказала Белл. — Все позади.

Она повернулась и широко улыбнулась Томасу, который спокойно и уверенно вел машину, а потом, театральным тоном, воскликнула:

— Мы начинаем новую жизнь, в Девоне!

В светлой маленькой кухоньке Бартон-коттеджа, окна которой выходили на мощеную площадку с веревками для сушки белья, Элинор стояла над нераскрытыми коробками. Она взялась разбирать кухонную утварь отнюдь не из альтруизма: ей было просто необходимо остаться наедине с собой, чтобы восстановить душевное равновесие, полностью утраченное в ходе переезда из Норленда.

Первые несколько часов промелькнули незаметно. Поначалу они пребывали в нервозной эйфории от того, что наконец-то покинули дом, где от них столь откровенно стремились избавиться, однако потом Марианна вдруг притихла и побледнела, а когда Элинор, за долгие годы хорошо изучившая ее симптомы, спросила, все ли у сестры в порядке, та задышала с присвистом и хрипами, поэтому Белл в срочном порядке велела Томасу остановить машину.

Они выскочили на обочину шоссе А31, в глуши, к западу от Саутгемптона, и Элинор тут же прониклась к Томасу уважением за то, что он сразу подхватил Марианну под руки и держал ее, пока все они толкались на траве возле урны, на пятачке для парковки, а Элинор держала у ее рта голубой флакон-ингалятор и ровным голосом успокаивала сестру, как уже неоднократно делала раньше.

— Бедненькая, — снова и снова повторяла Белл, — бедненькая моя! Конечно, все дело в стрессе! Уехать из Норленда!

— Или в собаках, мисс, — прозаично заметил Томас.

— Каких собаках? Тут нет никаких собак.

— Но в машине полно их шерсти, — сказал Томас. Даже в этой ситуации он не лишился своей практичности, за что Элинор была ему бесконечно благодарна. — Собаки сэра Джона везде ездят вместе с ним. Как ни пылесось, все равно в салоне будет шерсть. У моей бабушки была астма, так они даже попугайчика не могли завести, не то что собаку или кошку.

— Извините, — выдавила Марианна между вдохами. — Мне очень жаль.

— Ну что ты, не извиняйся! Просто в следующий раз скажи пораньше.

— А что, если это дурной знак? Может такое быть?

Маргарет сказала:

— Мы проходили суеверия в школе: древние греки считали…

— Магз, замолчи!

— Но…

— Мы посадим тебя на переднее сиденье, — сказал Томас Марианне, — и откроем пошире окно.

Она кивнула. Элинор посмотрела на него: на лице у юноши она заметила знакомое покровительственное выражение, немедленно появлявшееся у молодых людей, подпадавших под обаяние ее сестры. Очень осторожно, с помощью Элинор, он помог Марианне подняться на ноги.

— Благодарю, — сказала Элинор.

Томас повел Марианну к машине, обхватив ее за плечи одной рукой.

— Не за что, — ответил он, и в голосе у него звучала гордость.

Практически весь остаток пути они провели в молчании. Томас, нахмурившись, уверенно вел автомобиль. Марианна устроилась на переднем сиденье, откинувшись на спинку и повернув лицо к открытому окну, с ингалятором на коленях. Элинор на заднем сиденье держала за руку Марианну, а Белл сидела с закрытыми глазами (хотя было видно, что она не задремала, а просто погрузилась в воспоминания), пока за стеклом проносились сначала Гемпшир, потом Дорсет и наконец, после еще нескольких, показавшихся нескончаемыми часов, — Девон.

По мере приближения к Бартону местность становилась все живописнее, так что путешественницы постепенно воспрянули духом и даже начали обмениваться восторженными восклицаниями касательно открывающихся их взорам пейзажей.

— Вы только посмотрите!

— Какая прелесть!

— Боже, Томас, неужели в Бартоне так же красиво?

Бартон оправдал их ожидания: свернув с шоссе между двумя каменными столбиками с декоративными вазами, они оказались на дороге, которая вилась по пологому склону холма с лесистой вершиной. Свежевыкрашенные указатели на обочинах указывали путь к главному дому, конторе, парковке для посетителей и — сразу за поворотом — Бартон-коттеджу. И вот он перед ними, такой же новехонький, необжитый, как на фотографиях у сэра Джона в ноутбуке, но стоящий на зеленом склоне, с леском позади и живописно распадающейся надвое долиной перед окнами. Увидев свое будущее жилище, они не смогли скрыть потрясения: как от изумительных видов вокруг, так и от вопиющей банальности его дизайна.

Томас глядел на них с удовлетворением.

— Мы думали, ему никогда не добиться разрешения на строительство, — заметил он. — На сто процентов уверены были. Но он доказал, что там якобы стоял когда-то домик пастуха, то есть, имелось жилье. Таков уж сэр Джон: если что задумал, будет биться до конца.

Заботливый хозяин оставил для них бутылку вина и приветственную записку на кухне, а в гостиной возле камина полную корзинку дров. В холодильнике они нашли молоко, яйца и хлеб, а на новеньком сосновом столе большую миску с яблоками. Маргарет, заскочив в ванную, отрапортовала, что там имеется целый рулон туалетной бумаги, а в душе висит свежая шторка с золотыми рыбками. Элинор никак не могла понять, почему такая доброта со стороны, по сути, незнакомых людей и зрелище практичного небольшого домика в окружении живописных видов вызывают у нее одно желание: спрятаться где-нибудь в укромном уголке и дать волю слезам. Однако Марианну надо было скорее проводить в дом, а Белл с Маргарет уже взялись на все лады превозносить достоинства (младшая) и сокрушаться о недостатках (старшая) их нового жилища, так что возможности всплакнуть Элинор пока не представилось: такая роскошь, как уединение и возможность привести в порядок свои мысли, как обычно, выпадала ей на долю в последнюю очередь.

Но вот, наконец, момент настал: Элинор была одна в кухне, заставленной нераспечатанными коробками с посудой. Забавно, что именно ей пришлось взять на себя распаковку кухонной утвари, в то время как остальные, при живом одобрении и поддержке Томаса, решали, где какие картины лучше повесить, и из какого окна открывается наиболее вдохновляющий вид для игры на гитаре. Маргарет обнаружила во дворе дерево, на нижних ветках которого индикатор сети в ее мобильном показывал все пять делений, и Томас тут же обещал построить для нее там домик; с не меньшим энтузиазмом он подхватил идею Белл о том, что коттедж можно расширить, пристроив к гостиной оранжерею с южной стороны, и взялся раздобыть информацию о местных архитекторах. Элинор в ответ негромко поинтересовалась: «А как же я?»