Мой палач - Юлия Гетта Страница 15

Мой план, который теперь казался полным абсурдом, с треском провалился. Мне удалось вызвать к себе только жалость, но она ничего не меняла. Завтра меня, скорее всего, убьют. Если только папа не найдёт меня раньше, но на это надежды уже практически не осталось.

Но самое страшное в этом всем, что мне вдруг стало все равно. Больше не было ни страха, ни паники, ни желания разворотить тут все к чертям собачьим и поубивать этих гадов. Все происходящее вдруг стало мне безразлично.

Когда я была подростком и бунтовала по любому поводу, где чуяла запах несправедливости, мама любила говорить одну фразу: «Если нет никакой возможности изменить ситуацию – измени своё отношение к ней». Для меня это утверждение было возмутительным и нереальным. Казалось, ну как я могу изменить свои чувства и эмоции? Если что-то вызывает во мне неприятие, отвращение или гнев, то как можно это изменить?!

Оказалось, можно. Мое отношение к ситуации, в которой я оказалась, изменилось кардинальным образом. Да только моей заслуги в том не было, потому что это произошло как-то само собой. Возможно, сработала психологическая защита или что-то еще…

Мне вдруг стало на все наплевать. И даже то, что произошло в душевой, не тревожило абсолютно. Казалось бы, мне должно быть стыдно, ведь я унижалась перед каким-то преступником, пусть и ради того, чтобы спасти свою жизнь, но все же. А меня от этого даже не коробило.

Плевать. На все плевать.

Я так устала. Как же я устала…

Свернулась клубком на своей койке, подтянула к себе босые ноги, спрятав их под толстовку, и как-то очень быстро и безболезненно провалилась в сон.

Мне снилось детство. Мама на кухне печёт блинчики. Папа рядом моет посуду. Они о чём-то весело болтают между собой и смеются, а я сижу за столом, болтая ногами под табуреткой, и с нетерпением жду, когда уже передо мной поставят чашку с горячей ароматной выпечкой и пиалу с малиновым вареньем…

Потом снился мой сказочный домик. Он был только мой, и я видела его всего несколько раз в жизни и только во снах. В нем два этажа и маленькая мансарда, на которую можно забраться только по узкой лесенке, проходящей сквозь небольшой вертикальный тоннель. А ещё он сделан из тонких деревянных веточек и полностью увит зелёным папоротником. Во сне – это было мое тайное место, никто из взрослых о нем не знал. И я обожала там играть…

Потом снова снились мама с папой, но уже словно в старости. Они оба были абсолютно седыми и на себя не похожими, но я точно знала, что это они. И будто я зову их, во весь голос пытаюсь кричать, но из груди вырывается лишь беззвучный полушепот-полухрип, и они никак меня не слышат…

Казалось, я спала уже целую вечность, но возвращаться в реальность совсем не хотелось, она была слишком жестокой. Но как я ни пыталась с ней бороться, как ни уговаривала себя уснуть хотя бы ещё на чуть-чуть, царство Морфея беспощадно вытолкнуло меня наружу, и мне пришлось открыть глаза и осмотреться.

И снова предо мной предстали обшарпанные стены моей тюрьмы, одинокая лампа на толстом черном проводе под потолком, и черный глаз камеры, направленный на меня, как дуло пистолета.

Я села, поджав под себя колени, и стала ждать, уставившись в какое-то грязное пятно на стене. Не знаю, сколько времени прошло и сколько я так просидела, но в туалет хотелось невыносимо, а Палач больше не приходил.

Мой безразличный взгляд плавно переместился со стены на пресловутое ведро под камерой, и я вдруг отчётливо поняла, что больше оно меня не пугает.

Плевать. Мне просто плевать.

После того, что случилось вчера, ниже пасть я уже не могла.

Поднялась и, пошатываясь, дошла до пластикового отходника, с завидным безразличием лишив его невинности.

И ничего не случилось. Небеса не разверзлись, громы и молнии не ударили в землю. И мне по-прежнему было плевать.

Плотно закрыла крышку и вернулась на своё место. Допила остатки воды из бутылки и снова принялась ждать.

Захотелось, чтобы все случилось быстрее. Чтобы не думать. Не позволить пробиться сквозь броню равнодушия самым страшным, разъедающим кислотой мое сердце мыслям. О том, как отец будет сходить с ума от чувства вины за мою смерть. О том, как будет рыдать и рвать на себе волосы мама, когда узнает, что меня больше нет. Если бы не это, было бы проще смириться. Если бы не это, я бы посмеялась смерти в лицо и плюнула бы в морды своим убийцам.

И пусть я ничего ещё в этой жизни не успела. Не посмотрела мир. Не забралась на Эверест. Не помогла ни одному нуждающемуся ребёнку. Да и вообще, по крупному никому еще не помогла…

Не узнала, что такое настоящая любовь. Чтобы один раз и на всю жизнь, как у моих родителей. Чтобы только друг другом дышать, и никаких левых поцелуев с другими девицами…

Не узнала счастье материнства. Не почувствовала, каково это, когда внутри тебя растёт маленькая жизнь. Не держала на руках комочек личного счастья.

Ничего не создала. Не построила, не вырастила, не нарисовала даже…

Господи, да я же ничего не сделала! Ничего не успела!

И чем только я занималась все это время?

Отчего-то больше всего было жаль времени, потраченного на учебу и Алекса. И на конкурсы красоты. Зачем я все это делала? Чтобы все посмотрели и сказали: «Вау! Какая она крутая, красивая и успешная!» И что мне с этого? Зачем мне это было нужно?

А ведь было нужно! Ради этого я тратила кучу времени из своей жизни… А теперь у меня уже нет ни времени, ни жизни.

Лучше бы я больше внимания уделяла маме и папе. И в больницу помогать ходила не только по выходным, но и на каникулах, и по вечерам хотя бы иногда…

Только теперь я поняла, что на самом деле ценно. А все остальное – ерунда, шелуха.

Если бы только у меня появился еще один шанс, я бы прожила свою жизнь по-другому. Я бы все изменила! Я больше никогда не тратила бы время на бессмыслицу, а использовала бы каждый день, каждый час – с пользой. Для мира, для общества, для себя. Я больше ничего бы не ждала и не зависела от мнения окружающих, а наслаждалась свободой и была бы счастлива здесь и сейчас, каждую минуту! Ведь для счастья много не нужно… Чтобы солнышко светило над головой, чтобы ветер трепал волосы, и дорогие люди чтобы были живы и здоровы…

Я так замечталась и углубилась в свои мысли, что не сразу обратила внимание на голоса, доносившиеся из-за двери моей камеры. Лишь когда снаружи кто-то загромыхал замком, я встрепенулась, подскочила, пытаясь занять сидячее положение, но тут же рухнула обратно из-за сильного головокружения.

Дверь с грохотом резко распахнулась, словно снаружи ее кто-то пнул, и в следующее мгновение в мою камеру вошел главный в банде моих похитителей. Семён, или Игорь Валерьевич, или как его там. Одним словом – урод.

Я собралась с силами и заставила себя сесть, отодвинувшись подальше к стене, потому что он сходу направился ко мне, навис сверху в угрожающей позе.