Слезы в раю - Робин Доналд Страница 15

Потом Кэндис начала разыскивать своего отца, о котором вскоре узнала, что он за шесть месяцев до ее рождения сбежал в Австралию. Здесь след его терялся. В конце концов поиски привели ее на Фалаиси, вот к этому, садящему сейчас напротив нее человеку, чей пристальный взгляд следил за ней так, словно она была существом с другой планеты.

А он, видимо, именно так ее себе и представлял, подумала она.

— Что же вы будете делать, когда получите диплом историка?

— Буду выращивать цветы, — ответила она, не задумываясь.

— Вот как? — Он с сомнением наклонил голову.

— Я люблю цветы, сад, люблю что-нибудь выращивать, — проговорила она, сама поразившись тому, с какой решительностью она это сказала. — Этим я и хочу заниматься. Я найду работу в питомнике, а когда подкоплю немного денег, открою свое дело.

— Каким же образом?

— Есть много способов, — сказала она нарочито беспечно, — нужно только уметь их найти.

Ей не надо было смотреть на него, чтобы понять, что он внимательно наблюдает за ней. Почувствовав себя неловко под его взглядом, она еще сильнее натянула на колени ткань саронга. Она физически ощущала этот взгляд: вот он задержался на плавной линии ее ног, коленей, туго обтянутых тонкой тканью, потом скользнул по ее груди, шее, щеке. Она почувствовала в крови пузырьки приятного возбуждения.

Она не собиралась поддаваться его молчаливому натиску и упорно продолжала смотреть на море. Солнце уже почти зашло, и кругом воцарилось вечернее безмолвие. Замолкли птицы, ни с неба, ни со стороны окутанных ночным сумраком джунглей не доносилось ни звука. Лишь глухой рокот волн, бьющихся о коралловый риф, нарушал тишину.

Все это время, пока они разговаривали, она ясно осознавала, что их тела, словно таинственные подводные течения в спокойной на вид реке, ведут совсем другой, невидимый глазу диалог. Никогда раньше не испытывая ничего подобного, она была смущена и встревожена своими ощущениями и старалась отделаться от них, пытаясь не обращать внимания на то, как все ее существо откликается на неведомый призыв, заставляя сладко замирать тело.

И пока они разговаривали, ей это удавалось, но теперь, когда тишина сумерек обступила их, она вынуждена была признать, что какая-то неведомая сила странно и властно влечет ее к нему.

Не в силах больше отводить глаза, она неторопливо и как бы невзначай взглянула на него. На губах его блуждала уже знакомая ей хищная улыбка, тяжелые, мужские линии лица обозначились еще резче. Усилием воли она заставила себя спокойно, не мигая, выдержать этот пронзающий, словно лазерный луч, взгляд. Он ослепил ее, но что-то подсказывало ей, что ни в коем случае нельзя показывать Солу, как трудно ей справиться с дрожащими ресницами и удержать улыбку на трясущихся губах.

Что-то сильное и мощное, чему не было названия, но что уже нельзя было отрицать, обожгло ее изнутри. Влечение, которое она пыталась побороть в себе с того момента, как увидела его в ресторане, стремительно переросло в жгучую страсть.

Смертельная бледность покрыла ее лицо. Страсть была ее дьявольской картой. Эта жгучая страсть опалила ее мать, и в результате она появилась на свет. Затем эта страсть, дикая, необузданная, привела к тому, что приемные родители бросили ее. Повзрослев, она стала понимать, сколь безжалостна и разрушительна эта разбушевавшаяся стихия, и приняла твердое решение никогда не становиться ее рабой. Сделать это было не так уж трудно. Она просто сторонилась любого мужчины, от которого исходила эта угроза.

Поэтому двойной иронией судьбы было то, что тот, кому удалось прорвать ее линию обороны, оказался братом Стефани, или, может быть, думала она, делая отчаянные попытки хоть за что-нибудь зацепиться и придать своим чувствам какое-то подобие логики, все это произошло именно потому, что он брат Стефани?! Он усыпил ее бдительность, а она была настолько поглощена мыслью любым способом познакомиться со Стефани, сблизиться с ней, что не придала значения тому, что впечатление, которое произвел на нее брат Стефани, оказалось слишком сильным. А теперь уже было поздно.

Она снова взглянула на небо, где в огненной феерии алого и золотого солнце делало последние отчаянные попытки побороть надвигавшийся ночной сумрак, пронзительная прозрачность которого придавала всему пейзажу чтото фантастическое.

— Как красиво! — тихо воскликнула она.

— Там, «где все пленяет взор и только человек так мерзок», — насмешливо процитировал он, вставая. — Пойдемте на край скалы. Оттуда гораздо лучше видно.

Дав себе слово, что через несколько часов она вернется к себе в гостиницу и больше никогда не увидится с ним, она пересекла вслед за ним газон перед домом и остановилась под раскидистыми ветвями капока.

Закат был просто великолепен! Теплый воздух, пронизанный легким запахом моря, смешивался с буйством запахов тропического леса. Догорающий луч солнца скользил по их лицам, и, облитые этой солнечной закатной позолотой, они на короткое, почти фантастическое мгновение стали похожи на две статуи из какой-то древней, ушедшей в небытие цивилизации.

Вдруг все погасло. Темнота накрыла их своим влажным плащом.

— Давайте-ка лучше вернемся в дом, а то Айлу станет беспокоиться, не случилось ли чего с нами.

Навстречу им выбежала одна из собак. Кэндис хотела погладить ее, но, услышав его резкий окрик: «Нельзя! Это караульная собака. Беги, Джо!», отдернула руку. Она видела, как собака скрылась в темноте.

Несмотря на всю свою власть, несмотря на все то великолепие, которое он мог купить на свои деньги, Сол был таким же пленником и был так же не свободен жить полной, счастливой жизнью, как и тот, кто таких денег не имел. Его тюрьма могла утопать в роскоши, в ней могло быть множество дорогих и забавных вещей, но все-таки тюрьма оставалась тюрьмой.

Вероятно, заметив ее волнение, он довольно холодно произнес:

— Всегда есть люди, которые не прочь поживиться за счет богатых.

— Или тех, кто имеет власть, — тихо сказала она, чувствуя на себе его взгляд.

— Вот их-то власть вы и не одобряете?

— Я… да, думаю, что это так и есть.

— Но ведь существует множество различных форм власти, — заметил он. — Например, власть родителей над детьми. Или власть любимого человека.

— Да, но такая власть всегда ограниченна. У родителей не так много детей, а любимым дают эту власть охотно и по собственной воле. Вы, например, имеете ее, потому что случайно родились…

— И немало сделал для этого.

— Что ж, пусть даже она досталась вам ценой огромных усилий. Я не хочу сказать, что вы злоупотребляете ею, но вы не можете не признать, что другие в вашем положении делают это.

— Я согласен с вами, хотя мне кажется, что многие людские беды идут не от бизнесменов, а от политиков. Тем не менее в большинстве своем социальные институты обладают системой проверок и механизмов балансирования, чтобы не допустить такого злоупотребления властью. Это относится и ко мне.