Одна душа на двоих - Анжела Биссел Страница 14

Нико вышел на террасу с двумя хрустальными бокалами и бутылкой выдержанного коньяка. Он остановился на выходе. Мариэтта сидела в кресле спиной к нему под лучами заходящего солнца, ярко-оранжевый край которого едва виднелся на линии горизонта. Ее длинные волосы цвета красного дерева свободно струились по плечам волнами, и Нико, не успев подавить крамольные мысли, представил, как он пропускает через пальцы эти густые шелковые пряди и наматывает на руку…

Он нахмурился и немедленно отбросил эту мысль. Мариэтта – сестра его друга, и ее безопасность – его основная ответственность. Он не должен отвлекаться на ее женственную привлекательность. В ее присутствии он обязан контролировать свои эмоции. Особенно после сегодняшнего случая, когда он застал ее за рассматриванием бюро Джулии. Он не знал, как реагировать на выражение сочувствия в ее глазах.

Эта женщина растревожила его душу с момента знакомства.

А этот ее взгляд сегодня днем в кабинете…

Просьба о прощении вкупе с жалостью. Все его существо восстало против этого взгляда. Ему была невыносима мысль о том, что Мариэтта его жалеет. Он не хотел ничьей жалости. Нико вызывал в людях различные чувства: уважение, покорность, доверие, страх, но практически никогда сочувствие или жалость. Он увидел и то и другое в глазах Мариэтты, и это выбило его из колеи. Нико запретил себе вспоминать о случившемся с Джулией, но иногда выдержка подводила. Чувство вины разъедало душу.

Нико подошел к столу и поставил бутылку и бокалы. Он пришел мириться, напомнил он себе, а не копаться в своих чувствах.

Мариэтта взглянула на него с испугом, который тут же сменился настороженностью и отстраненностью. Выгнув бровь, она спросила, выразительно взглянув на бутылку:

– Мы что-то празднуем? Неужели вам удалось задержать моего преследователя и вы почтили меня своим присутствием, чтобы сообщить мне, что завтра я смогу вернуться в лоно цивилизации?

Нико проглотил ее сарказм. Он избегал ее весь день, и она на него обиделась. Женщины терпеть не могут, когда их игнорируют. Нико прекрасно помнил это по двухлетнему опыту женатой жизни. Он бегло осмотрел ее наряд: светлые хлопковые брюки и изумрудный топ, облегающий высокую грудь и открывающий роскошные плечи. Интересно, она переоделась специально для ужина? Он почувствовал укол совести. Час назад она постучала в дверь кабинета и спросила, не приготовить ли ей что-нибудь на ужин. Он ворчливо ответил через закрытую дверь, чтобы она поела без него.

Открыв бутылку, он разлил коньяк по бокалам, поставил один перед Мариэттой и уселся в кресло напротив.

– Вы не считаете Лавандовый остров цивилизованным местом? – спросил он. – Или вы имели в виду компанию?

Щеки Мариэтты порозовели от смущения, хотя подбородок по-прежнему был поднят.

– Я уверена, что определенные части острова очень цивилизованные, просто я еще толком не видела острова. Что же до компании, пока я считаю ее удовлетворительной.

Несмотря на витавшее в воздухе напряжение, губы Нико растянулись в редкую для него улыбку. Никогда раньше женщина не описывала его словом «удовлетворительный». В те редкие моменты, когда он находился в компании женщины, он был, черт побери, более чем «удовлетворительным».

Он поднял бокал.

– Ваша взяла, Мариэтта, – сказал он, сделав глоток дорогого коньяка, заметив, что она не дотронулась до своего. – Вы злитесь на меня, – заметил он.

– Нет… – начала она, но замолчала, а затем, слегка вздохнув, продолжила: – Да, немного. Я совершила ошибку, а вы не приняли моих извинений. Я сердита на себя и на вас.

Нико поднял вверх брови.

– Вы выражаетесь без обиняков, – признал он, хотя его это совсем не удивило. По его мнению, Мариэтта не сторонница риторики. Она упряма и честна, не боится говорить то, что думает.

Неожиданно она наклонилась и накрыла ладонью его запястье.

– Я не хотела подсматривать, Нико, – мягко сказала она, – и мне искренне жаль вашу жену.

Жар от прикосновения ее руки резко контрастировал с обжигающим холодом, который охватывал его всякий раз при мысли о Джулии. Мариэтта убрала руку.

– Сколько вы были женаты?

У Нико перехватило дыхание.

– Два года.

– Она очень красива.

Стало быть, Мариэтта хорошо рассмотрела фотографию. Он не понимал, что чувствует по этому поводу. Он снова пригубил бокал, сделав щедрый глоток. Нико знал только, что не хочет продолжать говорить о жене.

– Кому вы звонили? – спросил он.

Резкая смена темы вызвала недоумение на лице Мариэтты.

– Простите?

– Вы сказали, что зашли в мой кабинет воспользоваться телефоном, – напомнил он. – Так кому вы звонили?

– Моей невестке.

– Зачем?

Плечи Мариэтты напряглись.

– Затем, что хотела услышать дружелюбный голос, – сказала она с легкой обвинительной ноткой в голосе.

Нико выругался про себя. Он пришел сюда, чтобы помириться и разрядить обстановку, а не конфликтовать. Он не имел ни малейшего желания говорить об умершей жене и погружаться в пучину отчаяния. Однако мог бы пресечь любопытство Мариэтты в менее враждебной манере.

– Простите меня, – выдавил он из себя непривычные слова.

Он редко извинялся. Последний раз это было десять лет назад на похоронах Джулии, когда он просил прощения у отца Джулии, но не получил его.

– Вы можете звонить кому угодно и когда угодно. Дом в вашем полном распоряжении. Я прошу вас лишь об одном. – Нико помедлил, глядя ей прямо в глаза. – Пожалуйста, не говорите больше о моей жене.

Долгую минуту Мариэтта смотрела ему прямо в глаза. Затем опустила ресницы, прикрыв ими свой выразительный взгляд. Она выехала из-за стола.