Любовь по расчёту - Ирина Мясникова Страница 14

Обратно Лёха летел самолётом из Краснодара. Перед посадкой в Питере, глядя в иллюминатор на тёмные тучи, обычно окружавшие город в любое время года, он вдруг понял, что летит домой. В Новороссийске остался дом его родителей, а свой собственный дом, который ему предстояло построить, находился впереди, и именно, в Питере.

В первый день занятий он встретил на институтской лестнице ту, которую мысленно называл Евой с яблоком. Вернее не встретил, а увидел её отражение в зеркале. Ева шла какая-то задумчивая и печальная. Лопатина она не заметила, а ему вдруг нестерпимо захотелось подойти к ней, обнять и расспросить о причинах её расстройства. Захотелось рассказать ей что-нибудь смешное и погладить по голове, как давеча это делала мама. Он с трудом удержался, чтобы не кинуться ей наперерез.

Соня к началу семестра, разумеется, опоздала. На все звонки Лопатина её телефон отзывался невнятным пиканьем и бурчанием, и только на третий день от начала занятий трубка сообщила, что абонент находится вне зоны действия сети. После этого Лопатин уже звонил ей непрестанно. Наконец, абонент появился в сети, и сонный голос Сони объявил:

– Совков! Ты совсем сбрендил, не видишь, что я сплю. У меня сдвиг по времени.

– У тебя, Соня, еще и сдвиг по фазе. Ты опять хочешь запустить учёбу? – строго спросил Лопатин.

– Не хочу, – Соня зевнула. – Ну, скажи, зачем ходить на лекции, которые всегда есть у такого отличника, как ты, и их всегда можно скопировать и потом почитать в приятной обстановке? Нет! Обязательно надо тащиться в школу и слушать всю эту галиматью. Да еще записывать!

– Таким образом и только таким эта галиматья лучше усваивается. Лекции читать не так интересно, как Драйзера, – тут Лопатин покривил душой. Драйзера читать ему было совсем не интересно. – И самое главное у преподавателя можно сразу спросить, если что-то вдруг не понятно.

– Хор, Лопатин, убедил. Завтра буду, – Соня дала отбой.

Назавтра она к началу первой лекции всё-таки опоздала, однако прокралась в аудиторию, плюхнулась рядом с Лопатиным, потеснив Валерку Яковлева, и поначалу откровенно зевала. Правда к концу лекции втянулась и даже прилежно задала преподавателю пару вопросов, искоса глядя на Лопатина. Препод расцвёл, как роза, и принялся объяснять Соне непонятное. Соня моргала глазами и кивала головой. Все остались довольны.

После занятий Лопатин проводил Соню до её машины и впервые пожалел, что девушка, за которой он ухаживает, такая богатая. Ведь в другом случае можно было бы подвезти её до дома и, глядишь, поцеловать на прощание. А так, открыл перед ней дверцу и помахал ручкой. Вот и все ухаживания.

Он долго ломал себе голову, куда бы пригласить Соню вечером. Потом решил, что такой начитанной девушке из интеллигентной еврейской семьи, интересней всего будет в Филармонии. Он долго изучал афишу и в результате взял билеты на вечер итальянской музыки. В программе были не только популярные классические произведения Россини, Вивальди, Доницетти, но и современные мелодии Нино Рота, Эннио Морриконе и других итальянских композиторов, фамилий которых Лопатин к стыду своему не знал. Больше всего Лопатина к выбору этих билетов подтолкнуло наличие в составе оркестра мандолин и аккордеона. Такую музыку Леша Лопатин мог слушать бесконечно.

Соня, когда он предложил ей посетить Филармонию и помахал перед носом билетами, слегка скривилась, тяжело вздохнула, пожала плечами и сказала:

– Ну, не знаю…

– Как?! – удивился Лопатин. – Ты не любишь музыку?

– В принципе люблю, конечно, – Соня опять вздохнула, – но не до такой же степени!

– Какой такой степени?

– Ну, чтоб в Филармонию ходить и всё такое.

Лопатин расстроился. Наверное это расстройство проявилось на его лице столь отчетливо, что Соня тут же быстро сказала:

– Хорошо, хорошо, пойдем в Филармонию, но при одном условии.

– Каком?

– После Филармонии я отведу тебя в другое не менее хорошее место.

– После филармонии? Но там же концерт заканчивается поздним вечером!

– Лопатин! Ты что ложишься спать в десять часов?

– Ну, да.

Соня опять тяжело вздохнула:

– Придется лечь попозже, и вообще, тебе пора бы обновить стрижку. Ты оброс, как дикобраз. С таким мне в Филармонию идти никак нельзя.

Теперь уже вздохнул Лопатин. Он вспомнил ценник у стилистов в салоне с французским названием, и ему стало нехорошо. Еще неизвестно, куда его Соня потащит после Филармонии. По всему выходило, что деньги понадобятся не только на такси. Вот и ухаживай за богатыми наследницами.

Дома он первым делом взял стопку Валеркиных кулинарных журналов. Там модные иностранные повара учили российских домохозяек, как из дорогих и очень дорогих продуктов приготовить что-нибудь съедобное. Валерка каждый раз матерился, читая очередной журнал, но тем не менее покупал их снова и снова. Повара не просто поучали, а и красовались на фотографиях в окружении дорогой посуды и дорогой кухонной техники. Когда Лопатин первый раз от нечего делать перелистывал такой вот Валеркин журнал, то очень удивился. Он с детства представлял поваров непременно толстыми дядьками и тётками в белых колпаках, а тут с фотографий смотрели вполне себе симпатичные модные парни в большинстве своем весьма худощавые. Видимо от дорогих и очень дорогих продуктов люди не толстеют. Лопатин с трудом, но всё-таки отыскал в журналах повара с примерно такой же стрижкой, которая еще недавно была у него самого, и которая так нравилась Соне. Представляя, как Валерка будет ругаться, он выдрал из журнала страницу с фотографией и пошел в соседнюю с домом парикмахерскую. Эта парикмахерская, видимо, еще не успела осознать себя салоном, поэтому цены там были вполне себе адекватные. В этой обычной парикмахерской постоянно и успешно практически налысо стригся Валерка и всячески рекомендовал это заведение своему другу Лопатину.

В парикмахерской работали и пожилые женщины с усталыми глазами, и совсем молодые девчонки. Когда Лопатин ввалился в зал, они дружно пили чай, но приходу клиента очень обрадовались. Правда, когда он им продемонстрировал желаемую стрижку, парикмахерши слегка погрустнели. Правда, одна, совсем молоденькая вызвалась такую стрижку Лопатину учинить. Однако парикмахерша, чем-то похожая на Лёшину маму, остановила самоуверенную девушку.

– Ну-ка, погодь, не кипешись, дело непростое, – она встала из-за стола, подошла к Лопатину и провела рукой по его волосам. В точности, как это делала мама. Лопатин аж зажмурился.

– Садись, пацан, – женщина указала Лопатину на кресло перед зеркалом. Лопатин сел, а она стала внимательно изучать его голову, изредка поглядывая на фото из кулинарного журнала. – Ну, с богом! – Перекрестившись, женщина взялась за ножницы. И безо всякого мытья и умасливания стала быстро щелкать ими вокруг головы Лопатина. Лопатин напрягся. Потом пришел черед машинки для стрижки, и Лопатин напрягся еще больше. В результате, после случившегося под конец процедуры мытья и сушки феном, Лопатин увидел в зеркале точно такой же результат, какой он видел после посещения манерного французского салона. В довершение всего ему назвали просто смехотворную сумму, и счастливый Лопатин оставил еще половину этой суммы на чай. Он был готов расцеловать парикмахершу.