Жить настоящим - Тара Пэмми Страница 14

– Да, Нихат.

Ее прекрасные глаза наполнились слезами, и Азиз почувствовал себя так, словно получил удар в живот. Она придвинулась ближе.

– Мне больно, Азиз. Так больно! Каждый раз, когда начинается приступ, я боюсь умереть.

Из глаз Нихат текли слезы, оставляя влажные дорожки на щеках. Азиз утер их дрожащей рукой, сердце его готово было выскочить из груди.

– Во имя всевышнего, почему ты не позвала на помощь? Я заставлю прислать специалиста. Это какая-то лихорадка? Инфекция?

Она покачала головой и уткнулась ему лицом в живот. Но прежде он увидел тень в ее глазах. Азиз погрузил пальцы в ее густые волосы и принялся гладить их.

– Скоро у меня должны начаться месячные, – не стесняясь сказала она.

Он вспомнил, как раньше Нихат каждый месяц исчезала на несколько дней и как смущалась, когда он интересовался, где она пропадает.

– Они всегда были такие болезненные? – спросил он и содрогнулся, представив, что она страдает так каждый месяц в течение многих лет.

А ему казалось, что он знает о боли все.

Нихат кивнула. Азиз напрягся, мысленно усмиряя свое тело.

– Сколько себя помню.

– Так что нам делать?

– Я научилась справляться с ней с помощью лекарств, специальных упражнений и дыхательной гимнастики. Это глупо, но я… забыла запастись лекарствами перед отъездом из Нью-Йорка. К завтрашнему утру их должны доставить.

– А до тех пор? – В горле у него пересохло.

– До тех пор придется терпеть. Мне бывает очень плохо только несколько часов, – прошептала Нихат.

Ее ладонь переместилась с его живота на грудь, и под дрожащими пальцами Нихат сердце Азиза забилось как птица в клетке.

– Азиз…

Он наклонился и ощутил ее дыхание на своей шее, запах женщины возбудил его. Азиз чувствовал себя так, словно стоит на зыбучих песках, которые могут увлечь его вглубь в любую минуту.

– Да… – В его горле стало так же сухо, как в пустыне.

– Ты останешься со мной на ночь?

Он окаменел. Нихат не просила ни о чем подобном в те времена, когда он готов был подарить ей весь мир.

В любом случае сейчас у нее на это нет прав, утверждал голос разума.

– Пожалуйста, Азиз…

– Завтра ты возненавидишь меня за то, что я видел тебя такой. Ты никогда не любила делиться своей болью или горем, – сказал он, вспоминая, какой стойкой она была. Именно ее сила влекла его к ней.

Обстоятельства заставили Нихат стать сильной, и она никогда не жаловалась. Азиз видел, как она училась готовить и воспитывала своих сестренок. Она была вне себя от счастья, когда ей позволили то, чего ей больше всего хотелось – учиться вместе с Амирой.

Она вздохнула и обняла его. Ее мягкие груди, прижавшиеся к нему, стали для него пыткой. Его кровь пела от удовольствия, но видеть ее изможденной и уязвимой было невыносимо.

– Нет, Азиз. – Нихат вздохнула. – Самое странное заключается в том, что я не смогла бы тебя возненавидеть, что бы ты ни сделал. У тебя… у тебя есть власть надо мной. Я всегда считала себя сильной женщиной, и я действительно сильная. Но когда дело касается тебя, я… – Она прижалась к нему.

– Ты приняла какое-нибудь обезболивающее?

– Что? – прошептала она, моргая. – А, да. Просто нужно время, чтобы оно подействовало. Ты останешься со мной? – На ее полных губах заиграла улыбка. – Можем притвориться на несколько часов, что ты меня не ненавидишь?

Азиз закрыл глаза и обнял ее. Она была сейчас такой нежной, такой хрупкой.

Он никогда не предлагал женщинам утешение. От женщин, за исключением Нихат, ему было нужно только сексуальное удовлетворение.

– Ты предъявляешь дерзкое требование своему принцу, доктор Захари. Но я попробую.

Нихат с вздохом расслабилась. Она держала его крепко и вместе с тем доверчиво, и это вызвало в нем сильнейший чувственный голод.

– Мне нравится, когда ты меня так называешь.

– Я тот, кто заплатил за то, чтобы ты получила специальность. В моих устах это должно звучать особенно.

Он почувствовал, что она улыбнулась.

Одна ее рука легла на живот, словно это могло утишить боль. Нихат напряглась.

Азиз был готов отдать все что угодно, лишь бы избавить ее от мучений. Он прижал Нихат к себе.

Когда ее дыхание стало ровнее, что-то, над чем у него не было власти, заставило его спросить:

– Нихат, это твое состояние имеет название?

– Четвертая степень эндометриоза.

Название крепко засело у него в голове. Он его не забудет.

«Твой принц…»

Он назвал себя ее принцем. Слышать такое приятно, решила Нихат, устало прижимаясь к его теплому телу.

Этот мужчина когда-то обещал ей осуществить каждую ее глупую мечту.

Азиз бин Рашид аль-Шариф, потрясающий восхитительный наследный принц Дахара, каким-то образом влюбился в нее. Он со смехом отмел ее сомнения, когда она сказала, что не годится на роль королевы. Принц, который заставлял женскую половину человечества терять голову, забыл других женщин, забыл ради нее. Он обещал ей, что всегда будет ее любить и сделает счастливой.

Рядом с ним Нихат чувствовала, что сможет управлять вселенной, если потребуется…

В животе возникло эхо тупой боли, и неожиданно все ее мечты разлетелись на миллионы кусочков. Это было горько, но это была ее реальность, ее жизнь.

Открыв глаза, Нихат обнаружила, что она обвила Азиза, будто виноградная лоза. Она чувствовала его восхитительное тепло. Облизнув сухие губы, она взглянула на электронные часы. Была половина третьего. Прикроватная лампа горела.

Она лежала на левом боку, ее ноги переплелись с его ногами, ее рука лежала на его бедре. Нихат задержала дыхание, заметив, что сильно надавила на раненое бедро Азиза. Она хотела убрать руку, но он схватил ее за запястье.

– Приятно чувствовать твою руку.

Она застыла, не протестуя. Она чувствовала только возбуждение и какую-то приятную расслабленность. Не было ни стыда, ни недоверия, ни чего-то в этом роде.

Азиз аль-Шариф, даже если он считал себя калекой, являл собой прекрасный образец мужественности, который привел бы в трепет любую женщину. И близость с ним, действовавшая как наркотик, наполнила ее необъяснимой тоской.

Прижавшись к нему, взволнованная Нихат остро ощущала свою женственность. После целого дня боли она чувствовала жар в теле, медленно разгорающееся желание и приветствовала это всем сердцем.

От Азиза пахло, как всегда, сандаловым деревом и тайными грешными обещаниями. Нихат вдохнула его запах. В сравнении с охватившими ее ощущениями тупую боль в животе можно было не принимать в расчет.