Рубиновая комната - Паулина Петерс Страница 14

Виктории показалось, что в его голосе послышалось сомнение, заставившее ее насторожиться.

– Но что? – настойчиво поинтересовалась она.

– Я вообще-то не должен был пока говорить вам об этом. Существует письмо вашего отца, которое я должен вручить вам только в день вашего совершеннолетия.

– Письмо? – Виктория взволнованно выпрямилась.

– О нет, нет, нет, мисс Виктория! – Мистер Монтгомери энергично замахал своими маленькими руками, и во взгляде его появилась стальная воля. – Вы получите это письмо в двадцать первый день вашего рождения. И ни днем раньше.

Поворачивая ключ в дверном замке, она подавленно думала о том, как досадно, что ей не удалось переубедить мистера Монтгомери. Она задействовала все свое красноречие, она умоляла и упрашивала. Но адвокат твердо стоял на своем. «Наверняка он не отдал бы мне письмо даже в том случае, если бы я угрожала ему пистолетом. Он наверняка предпочел бы погибнуть, нежели пойти против своей адвокатской чести», – с горечью размышляла девушка.

Она негромко закрыла за собой дверь; настроение было неподходящим для общения, однако не успела она пройти и нескольких шагов, как дверь кухни распахнулась и в коридор выбежала миссис Доджсон.

– Мисс Виктория, вам принесли письмо, – тяжело дыша и с трудом переводя дух, произнесла полная пожилая женщина. – Идите же, посмотрите, – и она решительно схватила Викторию за руку и потащила ее за собой.

Сидевший за столом Хопкинс поднялся и поклонился.

– Мисс Виктория…

Очевидно, они с миссис Доджсон как раз пили чай, поскольку стол был накрыт на две персоны, на тарелке лежали крошки бутербродов и пирога. Виктория узнала керамическую посуду в цветочный узор. Для посиделок с прислугой, по мнению Хопкинса, фарфор был неуместен.

– Вот, мисс… – приходящая служанка взяла небольшой серебряный поднос и протянула его девушке. На нем лежал конверт исключительного качества с тисненой золотой короной. Виктория сразу узнала корону королевского дома. – Письмо из дворца! – с благоговением в голосе произнесла миссис Доджсон. – Это наверняка приглашение на ваш бал. Открывайте же скорее, мисс Виктория.

Хопкинс извлек откуда-то нож для открывания писем и протянул хозяйке. Он тоже смотрел на нее выжидательно. Виктория разрезала конверт и вынула тяжелый лист бумаги ручной выделки.

– Да, это приглашение на бал. Я приглашена на двадцать седьмое февраля, – сказала она и, вздохнув, добавила: – Мне нравится мое новое платье. Но почему-то я все равно надеялась, что гофмаршал не сочтет меня достойной роли дебютантки.

– В таком случае ваша бабушка, наверное, обратилась бы лично к королю, – заметил Хопкинс.

– Ах, надеюсь, платье будет готово в срок. – Миссис Доджсон хлопнула в ладоши и просияла, словно ребенок при виде рождественской елки. – Конечно же, вам следует тренироваться с Хопкинсом, учиться ходить со шлейфом. Лучше всего прикрепить для этого длинное одеяло к одной из юбок.

«Реверансы… Как будто у меня других проблем мало», – подумала Виктория.

И с мрачным выражением лица обернулась к Хопкинсу.

– Сегодня вечером я иду на собрание суфражисток. Поэтому к ужину меня не будет.

– Мисс Виктория… – Миссис Доджсон уперла руки в бока. – Поскольку ваш отец был за избирательное право для женщин, я принимаю ваше участие в действиях этих женщин. Хоть и не одобряю. Лично я считаю, что эта страна долгое время прекрасно обходилась и без избирательного права для женщин. Если вас арестуют и вы по этой причине не сможете быть представлены ко двору, я вам этого никогда не прощу.

– В этом вопросе вы, пожалуй, сходитесь во мнениях с моей бабушкой, – отозвалась Виктория.

После чая Хопкинс ушел вместе с миссис Доджсон – наверное, им нужно было сходить за покупками. Виктория отправилась в свою комнату, чтобы поработать над путеводителем по Италии, однако, пытаясь описать старый город Флоренции, она снова и снова возвращалась мыслями к разговору с сержантом Синклером и своим тщетным поискам в Шордиче. Наконец она встала, подбежала к окну и посмотрела на Грин-парк, где уже тянули к небу головки первые крокусы. Затем девушка решительно отложила в сторону вечное перо. Возможно, ответ на все ее вопросы обнаружится в кабинете отца.

Виктория давно уже не заходила туда. Слишком много времени она провела в этой комнате вместе с отцом, и там его не хватало ей сильнее всего. Открыв дверь, она почувствовала знакомый запах холодного сигаретного дыма. Тяжелые темно-красные бархатные шторы были задернуты, чтобы защитить от солнца обои и книги. Стоило Виктории открыть их, и комнату залил вечерний свет.

Вдоль стен стояли высокие книжные шкафы. Над старым кожаным уголком висел рисунок лошади, выполненный в манере импрессионистов, а над камином – охотничье ружье. Отец очень любил ездить верхом и осенью всегда принимал участие в охоте на фазанов и уток. Это было одним из того немногого, что у него оставалось общего со своим классом. Когда ей было шестнадцать, он научил ее стрелять.

Виктория, судорожно сглотнув, обвела взглядом комнату. На кожаном диване с потрепанными бархатными подушками она часто сидела в детстве и играла или же листала книжки с картинками, в то время как отец работал. Позднее, во время школьных каникул, она читала там или писала письма. На письменном столе лежало пресс-папье, которое она когда-то подарила отцу еще в детстве, – стеклянный шар с деревянным кораблем внутри, рядом стояли фотографии – ее и матери. На снимке в сепии последняя была совсем юной – судя по всему, фото было сделано вскоре после того, как мать убежала вместе с отцом Виктории в возрасте восемнадцати лет, – и лучилась от счастья. На других фотографиях была изображена Виктория в детстве и юности.

Виктория взяла себя в руки. Она пришла не затем, чтобы погружаться в воспоминания. Скорее всего, ответ на ее вопросы найдется в отцовских дневниках. До сих пор она не осмеливалась заглянуть в них. Он хранил их в старом канцелярском шкафу. Повернув ключ, девушка опустила вниз деревянные ламели. Там на полочках стояли тонкие кожаные томики. Ее отец начал вести дневники во время учебы и перестал лишь незадолго до своей смерти, когда уже был не совсем в себе под воздействием морфия.

Виктория провела пальцем по цифрам на корешках. В 1880 году отец закончил учебу. 1887 – это год, когда они с матерью поженились. В 1888 родилась она. Тома 1889 и 1890 стояли рядом. Виктория замерла. За 1891 год, год, когда умерла ее мать, дневника не было, не было его и за следующий, 1892 год, когда случился пожар в квартире. Более того, следующий дневник датировался только 1895 годом. В душе Виктории еще теплилась надежда, что эти томики хранятся где-то в другом месте.

Она еще раз проглядела один дневник за другим. Но нет, томов за 1891–1894 годы она нигде не нашла. Не было их и в обоих ящиках под полками. Девушка в растерянности закусила губу. По всей видимости, отец действительно хотел что-то скрыть.

Услышав шаги на лестнице, она поспешно встала, закрыла шкаф и выскользнула из комнаты. Сейчас она не могла говорить с Хопкинсом о своем открытии.