Премудрая Элоиза - Жанна Бурен Страница 14

Иногда наше путешествие разнообразили мелкие происшествия. Миновав Тури, мы увидели простоволосую девушку, в одной рубашке, которая вдохновенно, будто во сне, шагала вдоль кромки леса, не слыша бойких шуточек встречных парней.

Давая отдых лошадям, мы останавливались время от времени в какой-нибудь деревушке и пользовались минутой, чтобы съесть кусочек сала, сыра или немного фруктов.

Вехами стояли на нашем пути придорожные кресты, колодцы, фонтаны и пирамиды из плоских камней на пригорках. Дорожные молельни и часовенки с островерхими кровлями сторожили перекрестки, охраняли трудные переходы, освящали опасные места. Они не раз служили нам временным пристанищем или убежищем во время ливня или когда меня захватывала усталость. Помню тишину и запах ладана в этих бедных святилищах, дрожащие в темноте огоньки свечей, освещавших убогий каменный или деревянный алтарь. Я вновь вижу фигуры Христа или скорбящей Богородицы, с благоговением вырезанные из дуба или каштана ножом неизвестного простолюдина.

До самого Тура с нами не случалось ничего неприятного, если не считать капризов погоды да изредка поборов, которые нам пришлось заплатить под угрозой.

Хотя страх перед разбойниками и не оставлял нас, дорога святого Иакова была слишком оживленной, чтобы они отважились нападать там открыто.

Мы постепенно обретали вкус к этому странствию, позволявшему нам жить как заблагорассудится, друг возле друга, без риска и без закона.

Если нам не встречались подходящие постоялые дворы и гостиницы, то благодаря грамоте твоего епископа мы находили пристанище в каком-нибудь придорожном приюте, куда нам растворяли двери наши облачения. Нас принимали как Божьих странников, кормили, укладывали, ободряли. Сколько же людей, Господи, в Твоих домах! Нас окружали кающиеся грешники в темных балахонах с красными крестами, женщины с детьми, другие женщины, чья добродетель вызывала сомнение, больные в грязных повязках, тощие писцы, нищие побирушки и, конечно, бесчисленные паломники.

Помолившись в Орлеане у мощей святого Эйверта, мы переправились через Луару, которая так понравилась мне своим торжественным течением. Мы поклонились на ходу Нотр-Дам де Клери. В Блуа мы оказались на грязном постоялом дворе, но кормили там хорошо. Из уважения к приличиям мы спросили две комнаты, как всегда, когда оказывались в приличном месте. И, как всегда, ты пришел ко мне ночью.

Тур был многолюдным местом паломничества. Мощи святого Мартина, воскресившего трех мертвецов, привлекают туда множество народа. В базилике, посвященной святому, в давке перед богатой резной позолоченной ракой я помолилась с особым жаром о своем ребенке — чтобы родился сын и чтобы он был похож на тебя.

К несчастью, после этого славного города нам пришлось свернуть с римской дороги. Путь святого Иакова с его паломниками шел дальше на Пуатье. Нам же нужно было двигаться в сторону Нанта. Мы вступили на узкую извилистую дорогу, следующую среди лугов и виноградников вдоль течения Луары. Местность вокруг была усеяна укрепленными замками. Повсюду высокомерно возвышались их зубчатые башни. Они виднелись на холмах, и в глубине лесов, и на каждом повороте реки.

Мы знали, что такие крепости нередко служат логовом для грубых и жестоких сеньоров, обогащавшихся за счет незаконных поборов, грабежей, а то и пыток. Мрачные истории приходили нам на память. Следуя южным берегом вдоль широкого русла и любуясь светом, который омывал долину подобно золотой пыли, мы не переставали тревожиться и с подозрением всматриваться в лесные заросли и глухие уголки. К тому же на этой едва различимой дороге, заросшей травами, окаймленной колючим кустарником и изрытой выбоинами, путников было совсем не много. На скользком пути наши лошади то и дело замедляли ход, и меня охватывало беспокойство.

Чтобы ободрить меня, ты пел, столь любимым мной голосом, баллады и кантилены, сложенные в мою честь, или указывал на мелькавшие по обоим берегам скромные ограды монастырей, населенных набожными монахами.

К подножиям замков жались деревеньки с белыми островерхими кровлями, копнами сена и кучами дымящегося навоза. Когда мы подходили слишком близко к домам, со всех сторон тотчас раздавался собачий лай.

Нам встречались дети, пасущие коз, и женщины, которые пряли на ходу, медленно следуя за несколькими коровами; молчаливые крестьяне, ведущие лошадей на водопой, свинари, играющие на камышовых дудках, пока их свиньи роются под ветвями дубов; монахи, которые спешили куда-то пешком или верхом на муле, на ходу перебирая четки.

Уже спускался вечер, когда мы прибыли в Канд — небольшой, обнесенной стеной городок у слияния Луары и Вьенны, городок, где скончался святой Мартин. Ты отвел меня к полуразрушенной, но убранной цветами хижине, где жил когда-то святой. Ты сказал, что на этом месте собирались построить церковь. Ты рассказал и о том, как однажды отчаянные жители Тура решились похитить почитаемые всеми мощи. Эти особого рода разбойники подплыли на лодке, влезли в окно, выкопали святые останки, вытащили их наружу через то же окно и, со всех сил налегая на весла, с торжеством увезли свою добычу в Тур. Эта история меня позабавила, но я поостереглась обсуждать ее с хозяином постоялого двора, который встретил нас со шляпой в руке на пороге своего заведения.

На рассвете после нежной ночи мы вновь пустились в дорогу, держа путь на Сомюр. Мягкий утренний свет озарял ивы, тополя, ольху и заросли орешника у воды. До самого горизонта шли грядой безмятежные холмы, покрытые виноградниками.

На выходе из города дорога изменилась. Она уходила в буковый лес, куда пришлось углубиться и нам. Если не считать двух-трех встреч с дровосеками, тропа, по которой мы продвигались меж устремленных ввысь стволов, была совсем пустынной. Лишь пение птиц, чье-то внезапное вспархивание или неожиданное бегство, скачок косули или зайца оживляли уединение. Угадав мою тревогу, ты пытался ободрить меня, уверяя, что знаешь эти места и мы сможем одолеть любую опасность. Мне же вспоминались рассказы о колдовстве, и сердце мое вздрагивало в груди, как испуганный козленок, при малейшем шорохе листьев.

Еще больше я перепугалась, когда позади внезапно раздался лошадиный топот. Прижавшись к серым стволам, мы уступили дорогу всадникам с мрачными лицами, которые не обратили на нас никакого внимания — несомненно, по причине нашего скромного вида. Лишь доброе лье спустя мы поняли, куда они спешили.

На могучей ветви дуба, который, казалось, нарочно вырос на развилке дорог, чтобы послужить виселицей, был повешен вниз головой молодой мужчина. Его бархатный костюм, разорванный и грязный, стекавшая по лицу на землю кровь и обломок клинка, блестевший неподалеку в затоптанной, смятой траве, говорили о том, что он тщетно пытался защититься от нападавших. Вдали слышалось ржание лошадей и женские крики.

— Он мертв, — констатировал ты, приблизившись к телу.

Несмотря на твои протесты и подступавшую к сердцу тошноту, я спустилась с лошади помочь тебе отвязать труп и уложить его наземь. Ты накрыл его своим плащом, и мы погрузились в молитву за упокой этой бедной души.

Чуть позже, потрясенная переживаниями, я просила тебя сократить наш дневной переход. Мы уже приближались к твоей родине и оказалось, что неподалеку находится замок знакомого тебе барона. Он, уверял ты, охотно предоставит нам свой кров.