Констанция. Книга четвертая - Жюльетта Бенцони Страница 14

— Да, да, мы всего лишь подданные, — закивала старая графиня и прикрыла лицо веером, — а подданные всегда должны выполнять волю своего повелителя.

— А вот я не думаю, что это правильно, — резко встала из-за стола Констанция.

— Почему ты, Констанция, считаешь себя вправе не подчиняться королю?

— Потому что я знаю, что из этого приглашения ничего хорошего не будет, мадам.

— Нет-нет, вы должны идти, никакие отговорки вам не помогут, а если ты, Констанция, не пойдешь, король вновь пришлет посыльного, а лишние пересуды нам ни к чему. Подобным действием ты выкажешь свое неуважение к его величеству и все станут говорить, что мы непочтительные подданные своего короля.

— Боже, — воскликнула Констанция, воздев руки, — да и так уже все говорят обо мне черт знает что. Меня уже обвиняют во всех смертных грехах, по-моему, все в Пьемонте только и судачат о каких-то интригах короля по отношению ко мне. — Нет-нет, дорогая, молва пока говорит лишь о твоей верности мужу.

— А о чем вы, мадам, хотите, чтобы все судачили? О моей неверности? О том, что я, Констанция де Бодуэн, стала любовницей короля, отдалась ему, вы хотите, чтобы все говорили об этом?

— Нет, что ты, Констанция, успокойся, не нервничай, — Арман схватил ладонь своей жены и крепко сжал. — Да успокойся же ты, Констанция, подумай, о чем ты говоришь?

— Я говорю правду, потому что знаю, о чем все думают и судачат. Все только и ждут того момента, когда же наконец нервы не выдержат, и я окажусь в постели короля. И ты, ты, Арман, мой дорогой муж, который клялся мне в верности на всю жизнь, ждешь этого же самого. И вы, мадам, ждете, когда же я буду сломлена.

Графиня де Бодуэн пожала плечами, помахала веером, поднялась и не зная, что еще сказать невестке и сыну, с недовольным выражением лица удалилась на другую половину дворца.

Констанция и Арман остались сидеть в гостиной, нприязненно посматривая друг на друга. Арман барабанил пальцами по крышке стола, а Констанция, чтобы как-то закончить этот разговор, сослалась на головную боль и покинула мужа.

Арман с силой ударил кулаком по дубовой столешнице. Китайская ваза, стоящая на столе, тонко зазвенела. Букет цветов задрожал и на дубовую столешницу упало несколько розовых лепестков.

— Действительно, ситуация безвыходная, — сам себе сказал Арман, — не пойти — плохо, пойти — тоже не к добру. «Что же делать? Может быть, Констанция действительно права и лучше будет сослаться на какую-нибудь болезнь, на годовую боль или сказать, что маленький Мишель совсем расхворался, и Констанция не решилась оставить его на попечение кормилицы? Нет, нет, надо идти, иначе король сочтет меня трусом. А ведь мне бояться нечего, я не преступник, никаких законов не нарушал. А Констанция — моя законная жена, и я останусь верен ей до конца своих дней». Граф де Бодуэн вскочил со стула и решительно направился в комнату своей жены.

Констанция сидела у постели Мишеля, по ее щекам текли слезы. Она держала розовую ручонку в своих ладонях и что-то тихо шептала. Кормилица стояла в углу, прижав руки к груди.

— Констанция, — тихо позвал граф де Бодуэн жену. Молодая графиня вздрогнула, но не обернулась. Она так и сидела, глядя на спящего сына.

— Констанция, — вновь позвал граф, но поняв, что она не обернется, сам подошел к Констанции и уселся рядом.

Ребенок открыл глаза и с изумлением посмотрел на взрослых, склонившихся над ним. Его маленькое розовое личико сморщилось, и он пронзительно заплакал.

— Боже, что с ним? — воскликнула Констанция, всплеснув руками.

Кормилица совершенно спокойно подошла к малышу, взяла на руки и принялась укачивать, расхаживая по комнате.

— Может быть, он хочет есть или нездоров? — сказала Констанция и тут же ухватилась за эту мысль, как утопающая хватается за соломинку.

— Нет-нет, мадам, ваш Мишель очень здоровый ребенок, просто уже время его кормить.

Как раз в этот момент часы на городской башне начали бить, отсчитывая время.

— Вот видите, мадам, он просыпается только тогда, когда хочет есть.

— Ну что ж, корми, корми Мишеля, — как-то обреченно произнесла Констанция, вставая с низкого дивана, — а мы пойдем. Граф де Бодуэн взял ее под руку, и они вдвоем покинули комнату.

— Ну так что ты решила, Констанция? — обратился граф Арман к жене.

— Не знаю, как ты скажешь, так и будет. Ведь ты мой муж и должен во всем за меня отвечать.

— Я думаю, Констанция, лучше будет, если мы все же пойдем на эту чертову охоту и не будем злить короля, ведь он и без того уже несколько месяцев пребывает в мрачном настроении и ищет повода, чтобы к кому-нибудь придраться, оскорбить. Так что, не стоит нарываться на королевскую немилость.

— Да, дорогой, пойдем, — на лице молодой женщины появилось странное выражение.

И если бы его увидел кто-то из тех, кто был знаком с Констанцией Аламбер раньше, он бы вспомнил, когда на лице Констанции было подобное выражение.

Он бы наверняка вспомнил дом Абинье, готовящийся к нападению Реньяров, вспомнил Констанцию с тяжелым пистолетом в руках, когда она спустилась сверху в гостиную туда, где Этель и Лилиан отливали тяжелые свинцовые пули, а Филипп заколачивал окна толстыми Дубовыми досками.

На лице Констанции была удивительная решимость, готовность стоять до конца — и в то же время какой-то затаенный страх. А вот граф де Бодуэн вздохнул с облегчением. У него не хватало сил на борьбу с королем и он полностью полагался на свою красивицу жену.

— Идем на соколиную охоту, но ты, Арман, поклянись, что будешь все время рядом со мной.

— Конечно, Констанция, клянусь тебе в этом, я не отойду от тебя ни на шаг.

— Ну вот и хорошо, дорогой, — Констанция немного успокоилась и в своей комнате сразу же села за рукоделие.