Присвоенная - Марина Багирова Страница 14

— Хорошо.

Сказав это, я молча ждала, что он уйдет. Но Кристоф не двигался с места, и у меня возникло странное впечатление, что это я непрошеная гостья, а не он.

Бесправная, — с горечью поняла я и закрыла глаза. Теперь так будет всегда — никто не озаботится правилами приличия в моем присутствии. Мне придется терпеливо сносить любое обращение.

Открыв глаза, я увидела внимательный взгляд Кристофа. Мы молча смотрели друг на друга.

— Завтра ты увидишь мою сестру, — наконец, бросил он и стремительно покинул комнату.

Что же он увидел в моих глазах, если выглядел таким…

Каким?

* * *

А дальше началась моя другая жизнь, полная новых страхов и переживаний.

В первое же утро у меня взяли большое количество крови. Никогда прежде не сдававшая ее, я с ужасом смотрела, как наполняется прозрачный пакет, и мне становилось все хуже. Я не имела ни малейшего понятия, была ли такая потеря опасной для организма или вполне переносимой, но мне показалось, что я уже почти пуста и умру в ту же секунду. И поднявшись с кушетки после этой процедуры, я тут же «легла» на пол. Обратно в этот мир меня вернул резкий запах нашатыря и приятный незнакомый голос, уверявший, что ничего опасного для моей жизни не произошло, и я восстановлюсь за пару дней. Но страх остался, продолжая умножаться и уничтожать остатки рассудка. И когда во второй половине дня у меня снова взяли кровь, я опять грохнулась в обморок, несмотря на то, что в этот раз потеря имела объем лишь в пару миллилитров.

Та, ради которой я появилась в этом доме, оставалась недосягаемо-далеким существом — Кристоф так и не представил меня Мойре. Да и его самого я почти не видела. К счастью. Он зачастую уезжал и возвращался по несколько раз за день, и я перестала с замиранием сердца отслеживать его перемещения. Было непонятно, чем он занимается, вернее, какое у него «прикрытие» в мире людей, но мне дали понять, что от отца молодой хозяин не зависит. Молодой! Да он старше садовника моих родителей!

Драматизм перемен в моей жизни не мог не оставить следов — моя психика не выдержала перенапряжения. Мне начали мерещиться странные вещи. Иногда я ощущала на себе пристальный взгляд, зудящий на коже, но, обернувшись, никогда никого не видела. Или чужое дыхание шевелило мои волосы на затылке так реалистично, что мурашки бегали по всему телу. Но самым пугающим было, когда я ощущала прикосновения: засыпая — нежное поглаживание губ, за работой — скользящие пальцы на шее, переодеваясь ко сну — едва уловимую ласку на груди. И как бы быстро я ни реагировала, оглядываясь, никого рядом, конечно же, не было. Еще немного в этом дурдоме, и мое больное воображение выкинет и не такое, думала я. Дома, в моей прошлой жизни, я бы уже давно запаниковала и, не исключено, что даже посетила бы психиатра, решив, что схожу с ума. Интересно, что бы он мне посоветовал? Наверное, вести спокойный образ жизни, избегать лишних переживаний, высыпаться… Увы, для меня теперь это могло быть только мечтой.

Но долго размышлять о чем-либо я была не в состоянии. Не привыкшая к такому количеству работы, которую взвалили на меня с первого же дня (да и не работавшая никогда раньше в принципе), ослабленная потерей крови, а еще больше страхом от этого, я возвращалась в свою комнатку около полуночи. Огромный дом продолжал гудеть, как улей, но уже без меня. Все пережитое, увиденное и услышанное за день, оставалось в темном омуте забвения, в который я падала, едва коснувшись подушки. И никаких снов. А ранним утром, несмотря на боль в каждой мышце, я снова впрягалась в повозку своих обязанностей.

За пугающе короткое время я стала совершенно иной — незаметной, тихой, покорной… Иногда, в редкие минуты отдыха глядя в зеркало, я потерянно спрашивала себя, где я? Где та сильная духом красавица, смевшая дерзить самому всесильному Кристофу? Наверное, она умерла, уступив место бледной, измученной тяжким трудом и вечным страхом девушке… Я не узнавала даже свои глаза.

* * *

Удивительно, но хозяева дома и не думали прятаться. Их роскошную светскую жизнь широко освещала пресса и телевидение. Как я позже поняла, это была забота многочисленных слуг — беречь секрет. Было сложно поверить, что такое большое количество людей может сохранить подобную тайну. Но животный страх в глазах каждого из них гарантировал — делалось все возможное и невозможное.

У Дженоба бывало много гостей — политики, бизнесмены, артисты. Одного из них я даже узнала. Но, к счастью, он не узнал меня. Да и как он мог узнать? Я должна была запомниться ему, как капризная дочка влиятельного отца — красивая, ухоженная, а не ободранная невзрачная служанка. Кто же на них обращает внимание?

Мой круг общения был теперь совсем иной. В большинстве своем это были милые люди. Разного возраста, воспитания и уровня образованности, все они имели одну общую черту — были необыкновенно покорны и предупредительны с хозяевами. Что наводило на размышления.

Иногда, всматриваясь в их лица, я спрашивала себя, что за нелюди были их родители, если продали своих детей. И не просто продали, а продали чудовищам.

Но, вспоминая мучения своей семьи, я понимала, что не все так однозначно. Кто знает, что вынудило их принять такое безумное решение. Ведь в жизни, кроме глупых юношеских желаний, таких, как у моего отца, бывают ситуации, действительно способные помутить разум человека. Ситуации, которыми с таким удовольствием пользуются эти всемогущие аристократы, столь завораживающие внешне, но наполненные гулкой пустотой бездушности внутри.

Среди прислуги были лишь три девушки приблизительно моего возраста, с которыми я в основном и общалась. Однажды, преодолев робость, я спросила у Мики, старшей из них, где наши хозяева берут столь необходимую им пищу. Она, побледнев, серьезным тоном объяснила, что слуг так могут наказать за провинность. Но это также зависит и от возраста и привлекательности провинившегося: старых и некрасивых они, оказывается, не любят. Но, помимо слуг, есть также люди, которые выплачивают свой долг подобным образом. Так что недостатка в еде они не испытывают.

— И часто вы …оказывались виноватыми?

Девушки испуганно замерли с большими, предназначенными лишь для прислуги, чашками в руках. Кира, средняя по возрасту, наклонилась ко мне поближе и зашептала в самое ухо:

— Ты лучше не зли их обоих, — ее взгляд был полон симпатии ко мне и ненависти к хозяевам. — Дженоб жестокий, бывали случаи, избивал не угодивших ему до полусмерти. Кристоф, на первый взгляд, сдержанней отца, но если озвереет по-настоящему — хуже него не бывает. И вообще, мой тебе совет — не попадайся никому из них на глаза лишний раз, если получится. И к Мойре, дочери Дженоба, не ходи, дольше проживешь…

Я интересовалась этим, потому что не могла забыть тюрьму, продемонстрированную мне в назидание за попытку побега. Стоило мне подумать об этом, и я снова слышала предсмертные крики, видела залитые кровью лица, пугающие равнодушием к своей судьбе. По каким же критериям делался выбор: кому работать, а кому служить кормом? И что будет со мной после «выплаты долга»? Использованная с наибольшей эффективностью, уже ненужная, не окончу ли и я свои дни с тем же безразличием на лице? И для кого именно послужу пищей?.. Я догадывалась, для кого.