Дочь стеклодува - Петра Дурст-Беннинг Страница 14

Девушка взволнованно наблюдала за тем, как он впился зубами в краюху хлеба, и, осознав, что ужасно голодна, сделала то же самое.

Кто бы мог подумать, что новая работа окажется настолько волнующей!

9

Плюх! – кисточка нырнула в баночку, где на грязной этикетке значилось: «Ультрамарин». Как обыденно выглядела краска после того, как кисточку вынимали из банки! Пока еще ничто не предвещало бесконечной глубины, которую приобретет синева на фоне посеребренных ваз. Легко взмахнув кисточкой, Мари принялась проводить линии по верхнему краю вазы – так, как показала ей Ева. Кончик кисточки, словно легкий бриз, поглаживал ровную поверхность. Все это не имело ничего общего с химическими обозначениями, которые они наносили на аптечные колбы.

«Фенол» и «глицерин», а еще «эфир» – отец требовал, чтобы они выводили буквы как можно ровнее. Поэтому поначалу Мари не была уверена, что у нее получится рисовать округлые узоры, ведь ничем подобным она никогда прежде не занималась. Но стоило девушке провести первые линии кистью из конского волоса, как с сомнениями было покончено. Она сможет!

– Да, а потом отец сказал, что отдаст следующего ребенка. И мама, которая еще не знала, беременна ли она, расплакалась…

На лбу у Мари появилась крохотная морщинка. С того момента как сегодня утром она села за рисовальный столик, Ева постоянно что-то рассказывала. Мари поначалу радовалась, что жена Себастьяна отнеслась к ней приветливо, но теперь ей страстно хотелось одного: чтобы она хоть на пару минут закрыла рот.

– А потом мама сказала, что она попытается сделать все, чтобы не произвести на свет еще одного сорванца, но…

Ева так откровенно говорила о столь интимных вещах… Мари испуганно огляделась по сторонам, но, судя по всему, болтовня Евы никому не мешала. Иоганна и вдова Грюн занимались тем, что разматывали какую-то нитку с толстой катушки и резали ее на одинаковые куски, а молодые Хаймеры все равно ничего не слышали – сидели, склонившись над своим пламенем… Рут словно бы не видела ни Еву, ни кого бы то ни было еще, взгляд ее терялся где-то за спинами стеклодувов. Вид у нее был… отсутствующий. Не слишком ли много у нее работы?

– Вот, все готово!

Сильным движением запястья Ева завершила узор, соединив два конца линии так, что получилось кольцо. Казалось, ей было безразлично, что во многих местах линия оказалась неровной. Молодая женщина радостно улыбнулась Мари.

– А теперь рисуем зеленые усики и белые цветы. – Она показала на еще закрытые баночки с краской. – Прежде чем сменить цвет, нужно как следует промыть кисточку. Конечно, мой свекор – просто ангел во плоти, однако, если кто-то неправильно обращается с инструментами, Вильгельм приходит в ярость.

Мари увидела, как Ева бросила почти нежный взгляд в сторону двери. Вильгельм Хаймер стоял, широко расставив ноги и перелистывая стопку мятых бумажек. При этом он ужасно ругался. Однако стоило ему поднять голову и увидеть Еву, как лицо его немного расслабилось.

– Тот, кто сразу находит все, что нужно, просто слишком ленив: так всегда говорила моя мать! – с усмешкой крикнула ему Ева.

По мнению Мари, Хаймер был совсем не похож на ангела, более того, выглядел он очень злым, и ей лишь оставалось надеяться, что это никак не связано с их работой. Девушка поспешно вернулась к своему занятию, поскольку, когда у отца портилось настроение, лучше всего было просто оставить его в покое. Ей никогда не пришло бы в голову поддразнивать его, как поступала со своим свекром Ева.

Вскоре орнаменты были закончены, однако болотно-зеленый цвет понравился Мари меньше, чем прежний синий, который напомнил ей чистое небо. Но, когда дело дошло до белых цветов, девушка снова испытала восхищение. Цветы были простыми, с пятью лепестками, словно нарисованными детской рукой, но белый цвет был настолько прозрачен, что в тех местах, где краску наносили более тонким слоем, казалось, будто на бутоны падает тень. Наверное, можно попытаться – конечно же, совсем незаметно – немного изменить их форму… Да, именно так. Пожалуй, цветы теперь выглядят намного изящнее. Девушке вспомнились дикие лилии, которые цвели в конце лета на опушке леса. Их лепестки были слегка загнуты наружу, словно они пытались привлечь внимание пролетавших мимо пчел. Рисуя следующий цветок, Мари еще сильнее вытянула его лепестки.

– Ну что? – пророкотал голос у нее над головой, и к спине вдруг прикоснулось что-то мягкое и теплое.

Вильгельм Хаймер стоял так близко, что касался новой работницы своим огромным животом. От испуга девушка вздрогнула и нечаянно поставила точку в стороне от цветка, после чего поспешно прикрыла ладонью свой промах.

Вильгельм Хаймер радостно улыбался Еве, не удостоив работу Мари ни единым взглядом.

– Показала моя любимая невестка новенькой, как нужно расписывать изделия?

С кем говорит Хаймер, с ней или с напарницей? Мари на всякий случай кивнула.

– Любимая невестка! – рассмеялась Ева. – У тебя ведь всего одна, как ты можешь так меня называть? – Она кокетливо обернулась. – Ты слышал, Себастьян? Твой отец, кажется, весьма доволен твоим выбором, а как насчет тебя?

Ее муж проворчал в ответ что-то невразумительное.

Вильгельм покачал головой:

– Вы, молодые, ужасно неразговорчивы! Какие слова я только ни шептал на ухо вашей матери – пусть земля ей будет пухом!

– Откуда ты знаешь, что Себастьян ей ничего не шепчет? – крикнул в ответ Томас Хаймер, обернувшись через плечо. – Например ночью, когда ты спишь? Судя по шуму, который доносится из их комнаты…

Все расхохотались, и Ева ущипнула свекра за бок.

– Видишь, что ты наделал! – с наигранной суровостью произнесла она. Глаза ее сверкали.

Мари держала кисточку, как грифель. Она не знала, что и думать по поводу этой перепалки. Ей было не по себе. Девушка надеялась, что никто не ждет от нее участия в разговоре. Наверняка будет лучше, если она просто продолжит работу. Младшая из сестер решила так и поступить, но снова замерла, заметив, что напротив Евы стоят всего три, а напротив нее – уже семь расписанных ваз. Не прилагая никаких усилий, она работала гораздо быстрее Евы.

Не успела она и глазом моргнуть, как одна из ее ваз оказалась в руках у Хаймера. Хмурясь, он вертел ее из стороны в сторону.

– Я… – Мари заерзала на стуле. – Я только немного изменила форму, – тихо пискнула она.

Ева потянулась к другой вазе, расписанной Мари. Она уже не смеялась.

– Я тебе не так показывала. – Ее голос стал очень резким, от наигранной доброты ничего не осталось.

Хаймер снова поставил вазу перед Мари.

– Я могу еще раз показать ей, как… – Теперь Ева заволновалась всерьез, но Хаймер поднял руку, велев ей молчать. Он улыбался.

– Да все в порядке, Евушка! У каждой рисовальщицы свой стиль, и скупщики это тоже знают. – Уже уходя, он похлопал обеих по плечам. – Пока вы не рисуете вместо заказанных цветов божьих коровок, я ничего не имею против некоторой свободы творчества.