Кольцо с бирюзой - Грейс Тиффани Страница 14

Зимой в Толедо впервые провели аутодафе [27].

Все арестованные были испанские евреи, обращенные в христианство, и каждого хватали поодиночке, без свидетелей, так что их друзьям и семье казалось, будто они просто исчезли с лица земли. Лишь постепенно, из разговоров шепотом на рыночных площадях и во дворах старого еврейского квартала, все выяснялось. Святое Братство хватало и отдавало мужчин инквизиторам церкви. Никаких официальных объявлений об их арестах и тем более об их местонахождении не было. Но все пятеро мужчин были новообращенными, и ни один из них не любил свинину. Что с ними произошло, было понятно.

Через две недели после исчезновения мужчин появилось объявление в соборе, а для неграмотных священники во время проповеди в воскресную мессу сообщили, что публичный трибунал, аутодафе, состоится в следующую субботу на площади Сокодовер. Родственники арестованных переглядывались с надеждой и страхом.

В назначенный день епископ Каспар де Квирога Толедский взошел на красный трон на верхнем ярусе платформы, воздвигнутой в дальнем конце площади, рядом с аркой в форме замочной скважины, откуда виднелась река Тахо. Он восседал под желто-оранжевым балдахином, крепко держа в руке посох с крестом. На скамьях по обе стороны от него расположилось духовенство ниже рангом, лишь кое-где здесь виднелись красные мантии и шапки. Тут же сидели монах с тонзурой и священник в черной рясе, которого называли Лопе, хотя его настоящее имя было Хайм. Он выглядел больным — лицо у него было зеленое.

Дул резкий ветер, но наблюдавших согревало тепло, исходившее от толпы. Толпящиеся на площади толедцы расступились, как волны Чермного моря [28], пропуская донов города, правящего коррехидора, регидров более низкого уровня и, наконец, кабальеро, одетых в праздничные доспехи, сделанные из серебра, привезенного из Нового Света. Они прошли мимо нового загадочного высокого предмета, скрытого под покрывалом в центре площади.

Шейлок, вместе с Лией наблюдавший за происходящим с удобного места у южного прохода под аркой, почувствовал, как застыла его жена, и проследил за ее взглядом, когда в ряду ниже клира стали занимать места рыцари — аристократы. На скамье, обитой зеленым бархатом, он увидел Себастьяна де ла Керду, своего тестя, который смотрел мимо него, как и в тех трех случаях со дня свадьбы, когда их пути пересекались в ненавистном соборе. Не смотрел он и на Лию. Сейчас жесткий взгляд де ла Керды был направлен на что-то непонятное в центре площади. В своем наряде из зеленого шелка и в черной шляпе выглядел он сегодня величественно.

Шейлок похлопал жену по плечу.

Толпа зашумела: вывели заключенных. Их было только четверо, и анусимы, тайные иудеи, ради своей безопасности рассеявшиеся в толпе, вытягивали шеи, взволнованно высматривая, кого же пятого нет среди тех, кто шел в санбенито — балахоне с нашитыми спереди и сзади крестами святого Андрея желтого цвета. Закованные в кандалы заключенные высоко держали головы под высокими желтыми колпаками, разрисованными пламенем и карикатурными изображениями пляшущих чертей. За несчастными верхом на лошадях ехали стражи Святого Братства с символами ордена, крепко сжимая в руках длинные пики.

Один за другим заключенные подходили к грязной площадке перед трибуналом. Одного за другим их допрашивал священник инквизиции: «Верите вы в то, что Иисус — Бог? Верите вы в то, что его матерью была Дева Мария? Верите вы в то, что папа — наместник Бога на земле?» Каждый соглашался, что все это правда, и признавался в своей ереси. У каждого конфисковали имущество и приказали носить санбенито три года. Жены и дети этих мужчин и их родители кинулись к ним, плача, но их увели двоих в ссылку и двоих снова в тюрьму.

Шейлок знал их всех и шепнул это Лии. Лишь один из них был настоящим членом общества анусимов, настоящим тайным иудеем. Но без помощи отца Хайма (который теперь был близок к тому, чтобы упасть в обморок на своей высокой скамье) разошелся слух, что остальные трое были арестованы по одному только подозрению в иудаизме: горящие свечи, хотя в вечер пятницы все еще было светло, как днем, покупка на базаре алхерас вместо добрых испанских свиных сосисок.

Вывели пятого заключенного. На нем не было санбенито и конусообразного колпака — только рваное шерстяное одеяние. Лицо его было в синяках и кровоподтеках. Насмешливые крики толпы стали громче; его обзывали дьяволом, убийцей Христа! Он обратил лицо к небу и засмеялся окровавленным ртом с выбитыми передними зубами. Лия сразу узнала его и затаила дыхание. Это был человек из дома отца, первый слуга, который вел ее по лабиринту улочек старого еврейского квартала, не сказав ей, откуда он знает эти места. Она никогда не знала его тайного имени.

Теперь Лия гадала, кто же выдал его Святому Братству.

— Он — упрямец, — тихо сказала девочка, стоявшая рядом с Лией. — Он не раскаивается.

Посмотрев в ее сторону, Лия узнала дочку мавра — оружейника, чья лавка находилась через три дома от того места, где они находились. Девочка стояла на ящике. Она посмотрела на Лию теплыми темными глазами, потом перевела выразительный взгляд на руку Шейлока, обхватившую столб. Синий камень на его пальце сиял. Она снова взглянула на Лию и улыбнулась.

Охваченная страхом перед кричащей толпой, Лия не нашла в себе сил ответить ей — она только молча смотрела на нее.