Принцесса с плохой репутацией - Энни Уэст Страница 14

– Упала с брусьев. – Увидев его озадаченное лицо, Мариса объяснила: – В гимнастике есть упражнения на брусьях.

– Ты гимнастка? – Дамасо посмотрел на нее так, словно никогда раньше не видел.

– Уже нет. – Горечь прозвучала в ее голосе. – Теперь я уже слишком стара для соревнований.

Однако не в этом была причина того, что Мариса уже много лет не имела отношения к любимому спорту, даже в качестве тренера. Она думала, что давно примирилась с этим, поэтому внезапный всплеск сожалений застал ее врасплох. Возможно, беременность делает женщин сентиментальными?

Несмотря на недели отдыха и одиночества, Мариса все еще чувствовала, что с трудом справляется с эмоциями. Возможно, это плата за годы ношения маски.

– Я, пожалуй, пройдусь, – сказала Мариса и не удивилась, когда Дамасо пошел рядом, соизмеряя свой огромный шаг с ее.

Они молча шли по песку, и, несмотря на возбуждение, она чувствовала себя почти комфортно в его обществе – если бы только могла забыть о нем как о любовнике. Наконец они дошли до края пляжа, и тут раздумья, владевшие Марисой, выплеснулись наружу.

– Почему, Дамасо? – Она обернулась и наткнулась на его внимательный взгляд. – Почему ты хочешь вступить в брак? – Несмотря на то что в последнее время он не говорил об этом, идея по-прежнему давила на нее. – Ведь в наше время родителям ребенка вовсе не обязательно быть женатыми.

– Твои родители были женаты.

– Вот уж что совсем не аргумент. – Она даже не потрудилась скрыть горечь в голосе.

– Они не были счастливы?

Мариса пожала плечами и подняла с песка перламутрово-розовую ракушку.

– Нет. – Она вздохнула. Возможно, стоит ему рассказать, чтобы он понял. – Это был династический брак. Моя мать была красива, прекрасно воспитана, из хорошей семьи и богата, конечно. А отец не был особенно чувствительным человеком. Они не слишком хорошо подходили друг другу.

По крайней мере, насколько она могла судить по редким сохранившимся воспоминаниям и рассказам очевидцев. Ее мать давно умерла, так что Мариса плохо ее помнила.

– Но это ведь не значит, что вообще все браки обречены на провал.

– А твои родители были счастливы вместе?

Возможно, он вырос в теплой любящей семье.

Это отчасти объяснило бы его стремления.

Дамасо так долго смотрел на нее в молчании, что Мариса напряглась. Наконец он произнес:

– Я сомневаюсь.

– Разве ты не знаешь?

– Я не помню своих родителей.

– Ты сирота?

– Зачем столько эмоций. Я давно привык к этому. – Он наигранно улыбнулся.

– Но тогда почему?

– Потому что я хочу быть частью жизни своего сына. Или дочери. Я не собираюсь поддерживать ребенка издалека. Я хочу быть рядом.

Его лицо было непроницаемым.

Мариса поежилась. Он говорил так, словно ребенку был нужен только он, – а где же она в этой схеме?

– Ты не думаешь, что я буду хорошей матерью, так ведь? – Боль пронзила ее грудь. Ну конечно, с ее-то репутацией. – Ты все еще веришь прочитанному в газетах?

Допустим, она не была ангелом. Однако реальность, как обычно, не имела никакой связи с сенсационными историями из прессы – зачастую услышанными от людей, которые даже не были с ней знакомы.

Дамасо покачал головой:

– Я не сужу тебя, Мариса. Я просто хочу сказать, что не готов быть отцом на расстоянии.

Неужели он хочет этого ребенка, а не просто чувствует ответственность за него? Идея была привлекательна. Мариса вгляделась в его лицо, однако Дамасо не позволял ей увидеть настоящие эмоции за этой стальной маской.

Как можно доверять человеку, которого не знаешь?

– Как я мог бы просто уйти и оставить все заботы на твоих плечах?

Марисе очень нужна была поддержка. Однако чувство долга без любви ужасно. Именно так Кирилл относился к ней и Стефану, и это отравило их жизнь. От этого она собиралась защитить своего ребенка.

– Разве у ребенка нет права на обоих родителей? – Дамасо пристально вгляделся ей в глаза. – И на всю заботу и защиту, которые мы сможем ему дать?

– Ты прав, но…

– Нет никакого но, Мариса.

Внезапно его руки оказались у нее на плечах, и он притянул ее к себе, так что она ощутила фонтан энергии, исходившей от него.

– Я не брошу своего ребенка в одиночестве. Я буду заботиться о нем и защищать от всех опасностей. Я хочу, чтобы он никогда не почувствовал себя одиноким. Разве это преступление?

Внезапно маска упала, и за ней показался человек, объятый сильным чувством. Его руки дрожали от напряжения, а глаза стали почти черными.

Так вот в чем все дело. Одиночество и заброшенность – это то, что случилось с ним самим в детстве.

– Конечно, это не преступление. – Ее голос был слегка сиплым из-за нахлынувших эмоций. Мариса положила руку ему на грудь – для того, чтобы его поддержать, сказала она себе.

– Значит, ты согласна! – торжествующе произнес Дамасо. – Женитьба – единственный выход!

– Этого я не говорила. – Мариса попыталась отодвинуться, однако его руки все еще лежали у нее на плечах.

Он медленно потянул ее к себе, пока ее ладонь на его груди не осталась единственным, что их разделяло. Она ощутила тепло его тела и слабый запах его кожи, напомнивший ей о той единственной ночи, когда они были любовниками. Девушка вздрогнула от охватившего ее желания.

– Я мог бы тебя заставить.

Его голос был низким и касался ее кожи мягко, словно шелк. Его руки гладили ее плечи, и Мариса прикусила губу, а ее тело жадно выгнулось под его прикосновениями. Он наклонил голову:

– Ты держишь дистанцию с тех пор, как мы сюда приехали, но я же вижу, что ты притворяешься. Мы связаны, не отрицай это. Я вижу это каждый раз, когда смотрю на тебя или когда ты смотришь на меня. Это чувство никуда не делось.

Его жадные руки прошлись по ее спине и опустились к бедрам. Дамасо еще сильнее притянул ее к себе, и Мариса вздохнула, почувствовав его возбуждение. Она закрыла глаза, мечтая вырваться из его крепких объятий. Она могла бы это сделать, если бы хотела. Однако вместо этого она поднялась на носочки, прижимаясь к нему еще крепче. Дамасо порывисто вздохнул, и Мариса могла бы ощутить торжество, если бы сама не была захвачена страстью.

Дамасо прав. Она отрицала это, но именно в этом ощущении была причина ее беспокойства. Не только в беременности и тревоге о будущем. Об этом еще было время подумать, но здесь и сейчас она хотела Дамасо. Избегать его было тщетно – весь ее хваленый самоконтроль разлетелся вдребезги, стоило Дамасо оказаться рядом.

Ее голова отклонилась назад, и Дамасо поцеловал ее в шею: