В атмосфере любви - Карен Темплтон-Берджер Страница 14

Когда Гвин вернулась в дом, ужин был уже готов. Это было не слишком веселое мероприятие. Поппи, хотя и в чистой одежде, ворчал и дулся, Мэгги шипела на него, сама Гвин мечтала оказаться где-нибудь на другой планете, а сестры Ньюман обменивались удивленными взглядами.

Сейчас, час спустя после ужина, Поппи удалился в свою комнату, Мэгги настояла на том, чтобы самой убрать со стола, и оставила Гвин в продуваемом сквозняками холле с двумя пожилыми дамами, которых она за глаза называла «девочками». Одна из них — то ли Мирта, то ли Виола — была поглощена каким-то романом, тогда как другая — то ли Виола, то ли Мирта — вязала крючком детское одеяльце с такой сосредоточенностью, будто в соседней комнате должен был вот-вот появиться на свет ребенок, которого не во что будет завернуть.

Неподвижно стоя у окна, Гвин смотрела на падающий снег. Глаза пощипывало, но она сказала себе, что это от пыли.

О да, она доказала, что она взрослая, разве не так? Гвин не могла припомнить, чтобы они с Алеком ссорились раньше. И он никогда раньше не выказывал недовольства ее выбором карьеры. Да, он действительно не видел ее на сцене, но в последние годы их пути редко пересекались. Алек всегда был ее союзником. А теперь она обнаружила, что не может рассчитывать на него, и это было неожиданным ударом.

Ну что ж, теперь она должна полагаться только на себя. Как и положено взрослому человеку…

— Мэгги говорила, что вы были в Нью-Йорке, пытались сделать сценическую карьеру, — начала разговор та из двойняшек, что вязала крючком, примостившись в углу маленького диванчика.

Гвин следовало знать, что ее никогда не оставят в покое. Конечно, она могла пойти в свою комнату, но не пошла. Алек всегда говорил, что она упряма.

Она заставила себя повернуться к дребезжащему старческому голосу — Виолы? — и, изобразив на лице улыбку, сказала:

— Да, это так.

— Мы всегда хотели жить в Нью-Йорке. — Женщина отложила в сторону моток желтой пряжи и взяла бледно-голубой, почти такого же оттенка, как ее волосы. Худая узловатая рука поправила на плече белый кардиган, и крючок снова замелькал со скоростью молнии.

— Вы когда-нибудь были там? — спросила Гвин, изучая трещину в спинке стоящего рядом кресла.

— Очень давно. Когда-то наш брат жил там, рядом с Колумбийским университетом. Его сын — наш племянник, зачем-то уточнила она — все еще живет там.

— Нет, не живет, — раздался такой же голос из кресла напротив дивана, и такая же узловатая рука, правда, со щегольским маникюром, перевернула страницу.

— Почему это, Мирта?

Гвин отметила для себя, что у Мирты волосы цвета ржавчины, а у Виолы голубые.

— Разве ты не помнишь, что Брайан теперь живет в Бостоне, а не на Манхэттене? Он только изредка ездит в Нью-Йорк по делам. Когда он не в Лос-Анджелесе. И не в Европе.

— Нет, Мирта, — сказала Виола, решительно покачав головой. — Я помню, что в своем последнем письме на Рождество он писал, что вернулся в Нью-Йорк, а в Бостон приехал только на праздники. Его жена из Бостона, из богатого ирландского клана, — сказала она с улыбкой, снова обращаясь к Гвин.

Сеть морщинок паутиной покрывала ее лицо. Так же, как и лицо ее сестры.

— А чем занимается ваш племянник? — из вежливости спросила Гвин.

— Точно не знаю. — Морщинки сгустились от легкой озабоченности. — В том рождественском письме он писал только о семье — мальчик изучает искусство в Европе, девочка заканчивает школу. Прекрасные дети, судя по фотографиям. Он ничего не писал о работе. — Озабоченность проступила сильнее. — Вообще-то, я вдруг подумала, что мы не видели Брайана с тех пор, как он был ребенком.

— Ты опять все перепутала, Ви, — с некоторым раздражением сказала Мирта, хлопая книгой по колену. — Мы видели его, когда приезжали к нему на свадьбу в семьдесят шестом году.