Мечтай обо мне - Джози Литтон Страница 14

Вулф спрыгнул на мол, не дожидаясь, пока бросят якорь. Толпа расступилась, давая дорогу человеку, с которым он обменялся рукопожатием. Кимбре бросилось в глаза очевидное сходство их внешности и сложения, хотя у вновь прибывшего волосы были не так черны, а черты носили след недавней болезни или, может быть, раны. Он и передвигался с трудом, но все равно улыбался, а дружеский тычок, который он адресовал Вулфу, свалил бы с ног медведя.

Они заговорили. Какое-то замечание незнакомца заставило Вулфа нахмуриться и ответить коротко, резко. Это привлекло общее внимание к судну и Кимбре, которая ощутила себя выставленной на обозрение и отвернулась, вспомнив, что под мантией у нее ничего нет. Толпа напирала, от шума звенело в ушах. Кимбре вдруг захотелось, чтобы все это был лишь ночной кошмар, чтобы с пробуждением она убедилась, что плавание продолжается.

Когда она снова решилась посмотреть в сторону берега, Вулф был уже на палубе и шел к ней. На толпу вдруг опустилось молчание, еще более гнетущее, чем предшествующий шум. Потом начался тихий ропот, обмен замечаниями, которые не принято высказывать в полный голос. Щеки у Кимбры загорелись, сердце екнуло. Она физически ощущала общее любопытство, сумбурный вал темных, едких эмоций. Он накатился и захлестнул ее, грозя утопить.

Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Не время выказывать слабость, подумала Кимбра. Она должна достойно встретить свою судьбу, как бы та ни повернулась. С яростным отчаянием она начала строить мысленные стены, чтобы замкнуться в них, защитить себя от хаоса чужих эмоций. Только бы удалось сделать их достаточно крепкими…

— Пора! — сказал Вулф и, не дав Кимбре опомниться, подхватил ее на руки.

— Я могу идти сама!

Если честно, она не была в этом уверена, однако гордость требовала выразить протест. Вулф передернул плечами, но шага не замедлил. Только на молу он снизошел до ответа:

— Я решил нести тебя, и понесу.

На этом разговор был окончен. Кимбра, закутанная в горностаевую мантию, на руках была внесена в норвежский порт Скирингешил.

Вулф вспомнил свое первоначальное намерение протащить ее по городу в цепях, нагую и опозоренную. Вспомнил и усмехнулся. Все было иначе, когда он поставил парус, чтобы отправиться в далекий путь к форту Холихуд, за женщиной, что нанесла оскорбление ему, а тем самым и его народу. Тогда он верил, что она заслуживает наказания. И вот он несет ее на руках, а на ней его мантия — символ того, что ей ничто не угрожает.

Люди расступались. Некоторые в немом изумлении, другие — перешептываясь. Он не обращал внимания. За спиной толпа смыкалась и двигалась следом, к крепостным воротам. Те начали отворяться еще до того, как Вулф приблизился. Он ответил кивком на приветственные возгласы дозорных. Тем же быстрым шагом, не задерживаясь, миновал хозяйственные постройки, жилые строения, конюшню и псарню, кухню и трапезную и наконец приблизился к отдельно стоящему жилищу — тоже одноэтажному, но просторному, сложенному из сосновых бревен, еще хранивших запах леса. Дверная рама и оконные переплеты привлекали взгляд сложным узором в ярких голубых, красных и желтых красках. Над входом, под несколько выступающей стрехой, висели два скрещенных боевых топора, с давних времен служившие символом верховной власти.

Вулф распахнул дверь ударом ноги. Прорубленная специально под его рост, она была достаточно высока, но он по привычке склонил голову, как делал в других жилищах. Внутри он огляделся, заново ощущая законную гордость. Исконные скандинавские народы, норвежцы и датчане, жили в своих поселениях в тесном единстве, делили не только тяготы и достижения, победы и поражения, но и кров, пищу, очаг. Только глава, владыка имел право на свой собственный угол, и угол этот во всем носил печать его могущества.

Жилище состояло из единственного помещения с необъятной кроватью в углу, сколоченной из тонких березовых бревен и накрытой покрывалом из волчьего меха. Вулф не без сожаления опустил Кимбру на эту экзотическую постель.

— Я пришлю женщин, которые будут тебе прислуживать. До сих пор им не приходилось видеть настоящую леди, поэтому тебе придется объяснить свои потребности.

Ее глаза были поистине морской синевы, в которой можно было утонуть. Вулф ничего больше не прибавил и быстро вышел, но дух перевел только за порогом.

Кимбра уселась и обвела взглядом помещение. Она была поражена его варварской роскошью. Стены от пола до самых потолочных перекрытий были увешаны всевозможным оружием, вдоль них красовались искусно украшенные сундуки, а у окна, из которого открывался великолепный вид на бухту, стоял резной стол и два стула с высокими спинками. На столе виднелись железные весы (на таких Кимбре приходилось взвешивать мелкую разменную монету, что шла на вес), а также изумительный графин и несколько бокалов византийского голубого стекла с серебряной отделкой. Все, на что падал взгляд, свидетельствовало о богатстве и могуществе владельца. Даже небольшой деревянный ушат для воды мог похвастаться красивыми ручками из чеканной бронзы.

Пока Кимбра осматривалась, дверь отворилась. В дом вошли три женщины. Две из них были высоки и одеты весьма нарядно: в богато расшитые платья с белыми нижними юбками, кружевная отделка которых при каждом шаге показывалась из-под подола. У ворота платья были сколоты красивыми брошками. Их несомненное сходство говорило, что это мать и дочь, причем мать носила волосы уложенными в прическу, а дочь — по-девичьи заплетенными в косы. Другим отличием была связка ключей на поясе у старшей женщины.

Третья — тоже молодая — была заметно ниже ростом и много смуглее. Одежда ее не имела и намека на украшения и была просто грубой шерстяной хламидой с обтрепанным над босыми ногами подолом. Черные волосы ее были небрежно прихвачены у шеи обрывком веревки. Она робко улыбнулась Кимбре, когда ставила на стол деревянный поднос с едой.

— Леди, нас посылает лорд Вулф, — начала старшая по-английски (она выговаривала слова очень тщательно, как человек, плохо знающий язык). — Ты будешь мыться и есть.

Женщина прищурилась, пытаясь понять, дошло ли сказанное до Кимбры.

— Спасибо, — сказала та, несказанно благодарная брату Чилтону за его уроки норвежского. — Могу я узнать ваши имена?

Мать и дочь переглянулись, удивленные ее познаниями.

— Я — Марта, дочь Ингрена, — сказала старшая, расправляя плечи и становясь еще выше. — А это моя дочь Кирла. — Она умолкла, спохватилась и добавила: — А эта ничтожная — Брита.

— Ничтожная? — переспросила Кимбра, думая, что ослышалась.

— Рабыня, — пренебрежительно пояснила Марта и обратилась к смуглянке: — Что стоишь, неси горячую воду!

Девушка бросилась исполнять приказание, а Кимбра сдвинула брови. Рабство существовало и среди англосаксов. Рабами — то есть людьми полностью подневольными — считались военнопленные или преступники, отбывающие срок на принудительных работах. Для первых рабство кончалось в тот день, когда их выкупали, для вторых — когда истекал срок работ, но и в том, и в другом случае с ними обращались так, чтобы не страдало их человеческое достоинство. Судя по виду Бриты и по тому, как ею помыкали, на севере все было иначе.