Пленник - Кэрин Монк Страница 14

– Я вас совсем не знаю, и я…

– Это не важно, – перебил он. – Не сомневаюсь: если бы вы меня знали, то думали бы обо мне еще хуже.

Не в силах вынести его взгляда, она отвернулась к окну.

Хейдон же со вздохом закрыл глаза. Немного помолчав, пробормотал:

– Простите меня, пожалуйста. Я не хотел подвергать вас риску. Я думал, что проведу ночь-другую в вашем каретном сарае, а потом уйду. Вы бы и не узнали, что я здесь был.

– Но тогда вас нашел бы констебль Драммонд, – сказала Женевьева. – Они сейчас обыскивают все амбары и каретные сараи.

– О Господи… – Прижав ладони к сломанным ребрам, он другой рукой откинул одеяло. – Если они решат обыскивать дома и найдут меня здесь, вам предъявят обвинение. Подозреваю, вам нелегко будет объяснить, как я оказался в вашей постели.

Стиснув зубы от боли, Хейдон поднялся на ноги абсолютно голый. Женевьева вытаращила на него глаза. Она привыкла считать, что знакома с мужской анатомией, поскольку ее с детства воспитывали в любви к искусству. Но, помимо знакомства с произведениями живописи и скульптуры, ее опыт ограничивался общением с ангелоподобными мальчиками, ее подопечными. Хотя минувшей ночью, когда она ухаживала за лордом Редмондом, у нее была прекрасная возможность расширить свои познания, она старательно не смотрела туда. Но теперь, когда ей была представлена пугающая мощь его мужских достоинств, она не могла отвести от него глаз.

Хейдон же был так взволнован, что не обращал на нее внимания.

– Вы не знаете, где моя одежда? – пробормотал он.

Вспомнив о приличиях, Женевьева ахнула и отвернулась, тщетно пытаясь выбросить из памяти то, что увидела. А Хейдон смотрел на нее с удивлением; он не понимал, что с ней происходит. Наконец сообразив, что стоит перед женщиной совершенно голый, он в смущении пробормотал:

– Ох, простите, я не подумал… – Сдернув с кровати плед, он обмотал его вокруг бедер. – Поверьте, я не хотел… пугать.

Его смущение было совершенно искренним, это производило впечатление. Казалось, маркиз больше беспокоился из-за того, что напугал ее своей наготой, чем из-за убийства, которое совершил. Женевьева была удивлена и тронута его смущением. Что ж, по крайней мере лорд Редмонд хоть в чем-то настоящий джентльмен.

– Мисс Макфейл, я уже в приличном виде. Можете повернуться, если хотите.

По правде говоря, ей хотелось бы немного помедлить, чтобы окончательно прийти в себя, – она чувствовала, как горят у нее щеки. Но нельзя же стоять, уткнувшись в стену, после того как ей предложили повернуться… Он ведь может подумать, что она смешная педантка, а она вовсе не такая.

Женевьева постаралась придать лицу выражение невозмутимости и повернулась.

Он стоял, тяжело привалившись к столбику кровати и прижимая к животу плед.

Лившиеся в окно лучи солнца играли на его великолепной мускулатуре, подчеркивая каждую впадинку, каждую выпуклость. Казалось, все его тело, пусть даже покрытое синяками и ссадинами, излучало первобытную силу и красоту. Сейчас он напоминал средневекового воина – свирепого и необузданного. В это мгновение Женевьева вдруг поняла, что ей хочется протянуть к нему руки и положить их на его могучие плечи, хочется провести ладонью по его плечам и почувствовать, как в груди пульсирует горячая кровь воина.

Ужаснувшись своим мыслям, она отвела взгляд.

– Одежда… – пробормотал Хейдон; было видно, что он с трудом держится на ногах. – Мне нужна моя одежда.

– Оливер ее сжег, – прошептала Женевьева. – Мы не могли рисковать, поэтому решили ее уничтожить.

– Тогда мне нужна любая другая.

Пытаясь устоять на ногах, он уткнулся лбом в кроватный столбик; лицо его исказилось от боли. Женевьева чувствовала, что не может смотреть, как он мучается. Всю ночь она ухаживала за ним, и сейчас… Он слишком слаб и серьезно болен, возможно, он не выдержит такого напряжения.

Нет-нет, ни в коем случае нельзя выпускать его из дома в таком состоянии, тем более что он, судя по всему, намерен это сделать только из-за нее.

– Пожалуйста, ложитесь, лорд Редмонд. Вам нельзя выходить.

Хейдон посмотрел на нее с недоверием:

– Чтобы вы вызвали констебля Драммонда и он вытащил меня отсюда?

– Нет. Потому что вы едва держитесь на ногах. Если вы потеряете сознание, я не смогу вас поднять.

– Но я не могу здесь оставаться.

– Вы правы, не можете. Но и уйти вы не сможете в таком состоянии. Следовательно, вам придется лечь на кровать. Другого выхода просто не существует.

Он с сомнением покачал головой:

– Но если сюда придет полиция…

– Нет оснований полагать, что полиция вернется. Констебль Драммонд приходил поговорить с Джеком, но ничего от него не узнал, кроме того, что Джек всех ненавидит и не желает помогать властям. В нашем каретном сарае они, разумеется, ничего не нашли, а в городе еще много мест, которые им надо обыскать. То есть они сейчас слишком заняты и не станут приходить сюда во второй раз.

Хейдон осторожно сделал несколько глубоких вдохов. Голова, казалось, раскалывалась от боли, к горлу то и дело подступала тошнота, каждый вдох мучительно давил на сломанные ребра. Было совершенно ясно: если даже он сумеет как-то выбраться за дверь этого дома, то все равно не сможет передвигаться. Не говоря уже о том, что ему некуда было идти.

А мысль о том, что можно просто повалиться на кровать и закрыть глаза, казалась необыкновенно соблазнительной.

– Ложитесь, пожалуйста, лорд Редмонд. – Женевьева подошла к кровати и поправила одеяло. Затем, обернувшись, сказала: – Здесь вы будете в безопасности, я вам обещаю.

– В безопасности? И вы не пойдете за констеблем, когда я засну?

– Даю слово, что не сделаю этого.

Однако он медлил.

– Почему вы хотите мне помочь?

Она не могла винить его за то, что он ей не доверял. Все дети первое время не доверяли ей. Все, кроме Джейми, конечно, – он попал к ней еще младенцем. Женевьева прекрасно знала: доверие надо заслужить, оно не появляется только потому, что его требуют.

– Лорд Редмонд, вы помогли Джеку, а Джек теперь член моей семьи. Поэтому можете считать, что я вам просто возвращаю долг.

Не убежденный ее ответом, он все еще медлил.

– Да, я заступился за мальчика, но на моем месте так поступил бы каждый.

– Ошибаетесь. – Она покачала головой. – Для большинства Джек просто вор и негодяй, заслуживающий всех назначенных ему тридцати шести ударов плеткой и всех страданий, ожидавших его в тюрьме. Многие желали бы, чтобы он вообще исчез. Во всем Инверари едва ли найдется человек, который вступился бы за него. – Она взглянула на его ссадины и синяки и добавила: – А вы за него заступились. И потому я теперь помогаю вам.