В поисках утраченной близости - Анастасия Соловьева Страница 14

И вот, когда с малиновым слоем было покончено, на крыльце моей избушки снова послышались шаги.

О, ужас! Заметив мои сборы, тетя Ира решит, что я все-таки обиделась, начнет извиняться, грузить меня историями из Дашкиной жизни!..

– Прихорашиваетесь, Алла? Очень вовремя.

Я оглянулась и увидела Валентина.

Думаю, моя растерянность и даже смятение не укрылись от него, но он сделал вид, что ничего не происходит:

– Вот вырвался с работы, чтобы скрасить твое одиночество. Ты не возражаешь, если на ты?

– Не возражаю. Но мне пора.

– Куда пора?

– Домой.

– А что тебе там делать? Скучать?

А что мне действительно делать там? По риелторским агентствам звонить уже поздно…

– Давай для начала поближе познакомимся. – Не дожидаясь приглашения, он придвинул к столу колченогий венский стул, сел и выставил на стол бутылку темно-вишневой жидкости. – Вот рекомендую, домашнее черноплодное вино.

Я вспомнила, что домашним вином из черноплодки поила нас со Стивом Катя Башляева, и горько усмехнулась.

– Напрасно смеешься! Вино превосходное. Мне его преподнесли благодарные больные.

– Больные?

– А что ты удивляешься? Я врач! Санаторно-курортный доктор. Ну а ты кем работаешь, Аллочка?

– Консультантом.

– Продавцом-консультантом? В бутике?

– Ошибаешься, в издательстве.

– И кого же ты консультируешь, позволь узнать?

– Желающих приобрести учебники иностранного языка. Выбор большой, люди подчас теряются.

– Значит, ты имеешь отношение к иностранным языкам?

– Самое непосредственное. Я по специальности переводчица.

– Замечательно! Вот за это давай и выпьем! За случайную встречу двух интеллигентных людей. У тебя найдется, во что разлить?

– Посмотри в буфете.

– Здесь только чайные чашки.

– Другого нет.

– И чашки сойдут! Итак, за случайную встречу двух интеллигентных людей. За встречу, обещающую стать счастливой.

– Ты считаешь себя интеллигентным? – спросила я, придвигая к незваному гостю тарелку с оставшимся от Дашкиного праздника угощением.

– Интеллигент, – объяснил он, беря с тарелки кусочек буженины, – это всего лишь человек умственного труда.

– Ничего подобного! – возмутилась я. – Интеллигент не только хорошо образован – он непрестанно ищет истину, размышляет, сопереживает…

Господи, что это я несу? И всего-то с нескольких глотков домашнего вина?! В Москву надо было ехать, в Москву!

– Твоя непосредственность прелестна, Аллочка.

– Почему непосредственность?

– Дорогая, я совершенно согласен с тобой! А про умственный труд придумал Даль… Если хочешь, мы с тобой сегодня весь вечер будем искать истину, размышлять и сопереживать – как настоящие интеллигентные люди… Кому мы будем сопереживать?.. Алла, ну не молчи. Я и так распинаюсь все время, как конферансье какой-то. Отвечай, кому?

– Ну, давай попробуем друг другу.

– Прекрасно. Стоит за это выпить.

Памятуя об осторожности, я на этот раз лишь пригубила домашнего вина, а он опрокинул всю чашку, взял с тарелки бутерброд с икрой и продолжал, деликатно пожевывая:

– Чтобы лично я начал сопереживать кому-то, мне необходимо выяснить, в чем, собственно, состоят проблемы этого человека.

– Проблемы любого человека состоят в его обреченности. Ведь все люди смертны, и когда-нибудь… ну ясно, в общем. Далее: ни один человек не может быть до конца понят, и, следовательно, каждый из нас одинок.

– О, я хорошо понимаю… Отлично понимаю, что ты имеешь в виду.

– А что я имею в виду?

– Он тебя не понял.

– Кто это он?

– Человек, которого ты полюбила последней, отчаянной любовью.

– С чего ты взял?

– Ну, не запирайся, дорогуша! Необходима полная откровенность, иначе я просто не смогу сопереживать тебе. – Покончив с бутербродом, он стряхнул с рук хлебные крошки.

– А давай лучше я буду сопереживать тебе.

– Прекрасно! Просто замечательно! У меня созрел новый тост: за полную откровенность между нами! Пей до дна! Умница!

– Ну теперь рассказывай… – Я хитро улыбнулась: мол, не забыты, дружочек, твои обещания. – Рассказывай, что в этом мире угнетает тебя.

– Работа! Никакого сладу с ней нет!

– Так уволься. – Я отвечала коротко и безыскусственно, а он, наоборот, говорил подолгу и витиевато. Понемногу наш разговор начинал напоминать диалог хитрой лисы и грубоватого, прямолинейного мишки. Жаль, что у Крылова такой басни нет. Зато есть другая – «Лиса и журавль». Это о нас – о Стиве и обо мне…

– Уволься! Тебе легко говорить! Я отдал этому санаторию много лет. В известном смысле сделал карьеру.

– Значит, ты карьерист? Это недостойно интеллигента!

Я подняла вверх указательный палец правой руки, скроила серьезную физиономию и осуждающе покачала головой, но неожиданно расхохоталась, не выдержав нарочито серьезного тона.

– Слаб человек. – Валентин простодушно развел руками.

– И то верно!

Я радостно согласилась с ним, переживая полный восторг от всего происходящего. За окном в лучах заходящего солнца пламенела вишневая роща, и комната, озаренная теплым, закатным светом, стала вдруг такой родной и уютной! Идея продать дачу представилась мне в тот момент чем-то кощунственным.

– Как здорово! Слушай, Алла, мы пришли с тобой к полному единодушию и готовы простить друг другу наши маленькие слабости. – Валентин протянул руку к моей руке.

Я собиралась ее отдернуть, но не отдернула. А зачем? Его прикосновения показались мне неожиданно приятными.

…Простим друг другу наши маленькие слабости! И себе – поднатужимся и тоже простим. Себе-то прощать труднее…

– Ал-л-ла… – Сначала он перебирал мои пальцы, потом вдруг нежно пощекотал ладонь. – Алла, ты теряешь нить разговора. Отмалчиваешься. С тебя тост.

– Почему именно с меня? – спросила я, жеманно подергивая плечиком – он все еще продолжал нежно и щекотно исследовать мою руку, и постепенно это начинало действовать на меня.

– Потому что все предыдущие тосты были моими. Итак, Алла, просим – последний тост.

– Последний тост – это такое стихотворение у Ахматовой:

Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем

И за тебя я пью…

– Одиночество вдвоем – это же совсем не про нас! У нас – полная гармония и взаимопонимание! Да? Правильно я говорю?.. Давай лучше просто: за меня. Ну и за тебя.