Кости Луны - Джонатан Кэрролл Страница 14

Я очень стеснялась этого, но толстела и толстела. Как-то я поинтересовалась у Дэнни, возможно ли родить дирижабль. Скорее, сказал он, это будет четырнадцатифунтовый «Сникерс».

Иногда, но только иногда, я думала о мальчике из моих снов и гадала, кто у нас родится. Что, если сын? Назвать его тогда Пепси Джеймс? Нет. Вопрос имени мы уже обсудили и решили, что, если будет мальчик, назовем его Уокер, а если девочка — то Мей. Мы с Дэнни любили старомодные имена.

Я приобрела пять книжек о детском воспитании и накупила столько детской одежды, что Дэнни счел, будто в глубине души я уверена, что рожу тройню, только ему пока не говорю.

Накануне родов мы с Дэнни часов до одиннадцати смотрели телевизор, а потом пошли спать. Через несколько часов я проснулась; мне было неудобно и мокро. Воды уже отошли, но мы с Дэнни не позволили застать себя врасплох: сохраняя спокойствие, собрали мои сумки и отправились в больницу.

Доктор был само участие, роды — кошмарными… и ребенок явился на свет, оглушительно голося, красный и сморщенный, как перезрелый живой фрукт. Мей Джеймс. Ее наскоро привели в божеский вид и дали мне подержать. Я пребывала в эйфории, как это всегда бывает сразу после родов, прежде чем снова накатят приливными волнами боль и утомление. На первый взгляд Мей была если и не весела, то вполне бодра. Непонятно откуда возник Дэнни и замер у противоположной стенки, смущаясь и лучась счастьем, как электрическая лампочка.

Папаша, подойдите взглянуть на дочку.

Дэнни двинулся к нам, заранее вытягивая руки принять Мей. Внезапно я ощутила, что меня захлестывает черный вал усталости, и отключилась.

Потом Дэнни рассказывал, что не сводил с меня глаз и потому, к счастью, догадался, что я вот-вот выроню нашу новорожденную на пол. В последний момент, в подкате, он успел ее поймать.

Я проснулась на Рондуа; под головой у меня были колени Пепси.

— Мам, ты так долго спала!

Во сне я понимала, что только-только родила, но на мне была все та же одежда, и я прекрасно себя чувствовала. Я опять была готова двигаться дальше. Приподнявшись, я посмотрела в сторону гор, Монетной и Кирпичной: если все сложится удачно, через несколько дней мы за них уже перевалим. Куда нам дальше, я не знала. Никто из животных не хотел об этом говорить.

Марцио и Фелина стояли поодаль, спокойно ожидая, когда мы скомандуем выступать. Они были такие огромные, что закрывали мне, сидящей на земле, полнеба.

— Ну вот, Каллен проснулась. Теперь можно двигаться к горам, — проговорил сидящий рядом мистер Трейси, не сводя своих добрых глаз с далеких утесов.

— Мистер Трейси, это из-за Мей? Нам нужно туда из-за нее?

— Каллен, в твоем распоряжении три вопроса. Два ты уже задала, и ответы на них значения не имеют. Это было совершенно не обязательно. Но третий вопрос может потом очень сильно помочь Пепси, так что будь осторожна.

Он ожидал моей реакции, понимая, что я не стану тратить третий вопрос, мой третий вопрос, на какую-нибудь ерунду. Наверно, это вопрос, ответ на который будет получен в свое время; что ж, поживем — увидим. Прежде чем задать его, придется хорошенько подумать.

— Самый короткий путь — через равнину, но он же и самый опасный. Как поступим?

Все повернулись ко мне — три зверя и маленький мальчик ждали моего ответа.

Я обвела взглядом равнину и увидела вдалеке едва различимые, но зловещие силуэты Забытых Машин. Изобретенные в эпоху, когда все механическое считалось безусловно положительным и в то же время волшебным, они с легкостью обращали камень в железо, а зеленые растения — в лекарства, ткань, коричневое топливо. Впоследствии заброшенные из-за несбывшихся надежд или ради новых, более удачных сочетаний, они были предоставлены сами себе в расчете на то, что остановятся и умрут. Но они не умерли. Машины не умирают — лишь замирают в ожидании. Как и многое другое на Рондуа, однажды они просто возникли посреди равнины.

— Идем мимо Машин, — решительно произнесла я, расправив плечи, чтобы выглядеть отважнее. — Так надо. Пошли.

Я сама не знала, что такое говорю, но чувствовала, что от меня ждут именно этого. Подойдя к Фелине, я вскарабкалась по ее лапе и устроилась на шее позади угловатой головы, покрытой лоснящейся шерстью. Я души не чаяла в этой голове и в глазах волчицы, колючих, но в то же время добрых.

Давным-давно перед нашей городской библиотекой стояли три огромных бетонных льва. Все дети обожали лазать по ним вдоль и поперек и не слезали, пока не устанут или пока им не передастся холод камня. Помнится, мне эти львы нравились своей основательностью, да и габаритами тоже. На них можно было положиться, они будут всегда — подобно родителям. Когда я стала старше, мне их очень не хватало — и своих чувств к ним.

Рондуанские животные были размером с тех львов. Только они разговаривали и могли двигаться, и от них несло жаром, как из печки. Но я их не боялась. С самого начала они были такими же надежными и знакомыми, как те львы перед библиотекой.

Чтобы ободрить наш маленький отряд, я затянула песню про деревянных мышей, которые отправились на войну. Не знаю, почему я ее запела, не знаю даже, откуда она взялась, но я помнила ее от первого до последнего слова. Остальные подхватили (Пепси, немного послушав, стал мурлыкать мотив, не открывая рта), и напряжение отчасти спало.

— Смотрите! Она приходит в себя!

Впервые с того момента, как мне стали сниться сны о Рондуа, я не хотела просыпаться. Я боялась того, что ждет нас впереди, но любопытство возобладало. Просыпаться в белой больничной палате после красочности и сумятицы новой фазы ясмудского сна — даже с учетом моего новорожденного чуда — было сродни разочарованию.

И мне было так больно! Мей вознамерилась прийти в этот мир ногами вперед. Соответственно, после всех манипуляций, которые пришлось произвести, чтобы она таки появилась на свет, значительная часть моей утробы превратилась в настоящую зону бедствия.

Позже доктор сказал, что наложил пятьдесят швов, только чтобы ликвидировать ущерб. Я потом еще долго ковыляла вперевалку, медленно и очень осторожно — ни дать ни взять астронавт в лунной невесомости. Им, правда, доводилось перескакивать с места на место большими, как в мультфильмах, прыжками. Мне же стоило только ступить чуть не так, и вся болевая сигнализация в организме поднимала оглушительный трезвон.

Само собой, все эти дни я была, мягко говоря, не сахар, но Дэнни проявил чудеса предупредительности. Принес цветы и шоколад — и пару зеленых бархатных шлепанцев, настолько чудовищных, что от любви к нему мне захотелось расплакаться.

В перерывах между всем этим я медленно ковыляла по коридору взглянуть на свою дочку. А через несколько минут отправлялась обратно в палату, изумленная до глубины души, что Мей никуда не делась. Она в самом деле существует и она — наша!

Единственным облачком, омрачившим небосклон однажды перед сном, явилось воспоминание, что прошлый раз я была в больнице, когда делала аборт. Уставившись в черный потолок палаты, я помолилась обо всех: о Мей, о Дэнни, о мертвом ребенке, о себе, о моих родителях. Облегчения молитва не принесла, но сами слова звучали достаточно утешительно, и я сумела заснуть. Той ночью мне снились волшебники, в огромных руках которых появлялись и исчезали младенцы, как у Дэнни — монеты.