Бурная ночь - Дебора Рэли Страница 14

– Все благодаря этому вашему чертову псу.

От этих слов Порция замерла, будто окаменела.

– Прошу прощения, мистер Смит. Я приму меры и прослежу, чтобы Пэк теперь всегда был надежно заперт.

– Не надо.

Он без труда дотянулся до ее запястья и сжал его, большой палец ласково потер то самое место, где бурно и неровно билась жилка.

– Не стоит из-за меня помещать собаку в заключение. По крайней мере, Пэк вполне искренен в своей антипатии ко мне. Я предпочитаю открытую неприязнь притворству отца, с которым провел день, и его старанию показать, что он не питает отвращения к такому существу, как я, хотя на самом деле воспринимает меня как некое омерзительное насекомое, вдруг выползшее из-под камня.

Ее глаза изумленно округлились.

– Ваша семья живет по соседству?

– Нет, их никогда нельзя было назвать моей семьей. – Его глаза закрылись, голос звучал низко и неровно, будто от боли. – У бастарда нет семьи.

Порция смущенно разглядывала его изящные, несомненно аристократические черты.

Судя по одежде и модному выезду, она сочла, что мистер Смит принадлежит к высшему обществу.

Какой-то едва слышный голосок нашептывал ей, что она хотела так думать.

Господь свидетель, в течение нескольких лет ей приходилось удерживать похотливых искателей приключений из высшего общества на расстоянии вытянутой руки.

А теперь… теперь она не знала, что думать.

– О!

Ему удалось поднять отяжелевшие веки, и теперь он смотрел на нее с недоверием и сомнением.

– Вас это удивляет?

– Я просто подумала…

– Что? – Он процедил сквозь зубы: – Что я еще один безмозглый наглый денди из Лондона?

– У вас вид светского человека.

– Не каждому удается получить теплое местечко в мире по наследству. Есть и те, кто добивается успеха своим трудом.

– Как я, – кисло ответила она.

– Да. Вы замечательная женщина, Порция.

Она изо всех сил старалась побороть смущение, вызвавшее румянец при этих словах, и вдруг осознала, что они в комнате одни.

– Едва ли так.

Серебро его глаз медленно потемнело, теперь они казались дымчатыми, его пожатие ослабело, он погладил ее руку.

– Не спорьте с раненым, куколка.

Его рука добралась до ее затылка и обвилась вокруг шеи.

– Вы замечательная и удивительно красивая.

– Мистер Смит…

Ее фраза осталась неоконченной, потому что он потянул ее голову вниз, к себе.

– Фредерик, – поправил он.

– Немедленно прекратите. – Она уперлась руками ему в грудь: – Не хочу причинить вам боль.

– Вы причиняете мне боль с момента, как я вас увидел, – выдохнул он. Слова его звучали еще не совсем ясно, и было очевидно, что он не вполне пришел в себя. – От этого я и пострадал.

– Мистер Смит…

– Фредерик.

Серые глаза сверкнули очень ярко, и не успела Порция опомниться, как ее губы оказались прижатыми к губам Фредерика.

Первой ее реакцией было потрясение. После смерти Томаса она редко позволяла кому-нибудь дотронуться до себя, а точнее сказать, не позволяла никому.

Но по мере того как Фредерик все притягивал ее к себе и поцелуй стал более страстным и глубоким, Порция поняла, что ее потрясение происходит не от отвращения. И не от возмущения его дерзостью.

Смутное волнение, которое она испытывала с момента появления этого постояльца в ее гостинице, теперь сконцентрировалось где-то внизу ее живота. С неожиданной и потрясающей силой все эти смутные ощущения обрели характер чего-то иного – жгучего волнения.

Ее пальцы вцепились в ткань его сюртука, а по телу одна за другой прокатывались волны непонятного возбуждения. Его пальцы принялись нежно ласкать чувствительную кожу у нее на затылке.

Губы теперь не прижимались к ней с силой, а ласкали ее с нежностью перышка, побуждая приоткрыть рот и позволить вторгнуться в него.

Подобно сладкой и греховной отраве, глубокий восторг охватил все тело Порции. Она не представляла, что поцелуй может быть таким волнующим, может вызывать столь острый отклик.

Фредерик издал низкий стон, похожий на рычание, и прикусил ее губу, а потом провел кончиком языка вокруг ее рта, будто изучал его очертания. Пальцы беспокойно бродили по ее затылку, сгибаясь и разгибаясь, а губы прошлись по подбородку и спустились до горла.

И Порция запрокинула голову, будто хотела предоставить ему больше пространства для этих поцелуев. С обольстительным коварством он нашел жилку, бьющуюся у основания шеи, слегка увлажнил это место языком, и тотчас же ее кожи, коснулось его нежное дыхание.

Помоги ей, Господь! Порция затрепетала под его ласками. Испытывала ли она когда-нибудь подобное наслаждение?

Ей захотелось почувствовать его умные и чуткие пальцы на всем своем теле… Ей захотелось приблизиться к нему и ощутить жар его тела, растопить горечь и холод, копившиеся в ней так долго.

Внезапный взрыв чувств выплеснулся и вырвал ее из тумана наслаждения.

Со стоном протеста она подняла голову. Ее трепещущие губы все еще были полуоткрыты, Порция смотрела ни человека, только что открывшего ей глубину страсти.

Фредерик с трудом совладал с пожиравшим его желанием, пульсировавшем во всем теле. Вообще-то он вовсе не собирался целовать Порцию. Особенно потому, что она уже заклеймила его как никчемного сластолюбца. Сказалось ли то, что он ушиб голову, или просто возникла потребность ощутить ее как можно ближе, но Фредерик не смог противиться искушению.

И несмотря на мучительное желание, удовлетворить которое в ближайшем будущем он едва ли сможет, Фредерик ничуть не жалел о своем порыве, о том, что хоть на миг ощутил ее сладость.

Фредерик готов был поклясться и раем и адом, что она оказалась гораздо более сладостной, чем он представлял. Он всего лишь поцеловал ее, но все его тело воспламенилось. И тут Фредерик внезапно понял, почему Рауль и Йен с такой легкостью отрицали здравый смысл, когда ощущали влечение к какой-нибудь особенной, с их точки зрения, женщине.

Он не считал себя способным поддаться зову плоти. По крайней мере, пока не ощутил вкус Порции Уокер. А теперь понял, что способен на все ради возможности снова подержать ее в своих объятиях.

Тяжело дыша, Фредерик позволил своим пальцам прогуляться по изгибу ее шеи, а потом погладить щеку.

– Вы благоухаете полночными розами, куколка, – хрипло пробормотал он. – И это до ужаса развращающий запах.